Летопись 2. Черновики

Но шуточки поутихли к концу первого же дня: черный рыцарь неведомого роду-племени одержал три удивительно красивых и легких победы — ни один из его противников не мог бы похвастаться, что хоть раз задел его. Уже дамы начали взволнованно перешептываться, поглядывая в его сторону, а новая пассия губернатора даже в ладошки захлопала и засмеялась, приветствуя очередную его победу. Губернатор недовольно сдвинул брови, но промолчал, а безвестный рыцарь отвесил глубокий церемонный поклон в сторону губернаторской ложи…

Она и вправду была очень юна — совсем девочка, тонувшая в пене дорогих кружев и в драгоценной золотой парче. В ней было очарование юности — золотисто-рыжее облако пушистых волос, охваченных ажурной сеткой золотых нитей, по-детски ясные и удивленные глаза, чистая кожа, легко вспыхивающая румянцем… Она с веселым удовольствием играла роль придворной дамы; загадочный рыцарь, высокий и статный, просто очаровал ее. Сама того не замечая, она уже молила Валар за него.

К концу третьего дня ни у кого уже не оставалось сомнений в том, кто выйдет победителем в турнире.

А он по-прежнему не заговаривал ни с кем, по-прежнему не появлялся на людях с открытым лицом — и все это создавало вокруг него романтический ореол; не было дамы, которой он не казался бы теперь героем, словно бы сошедшим со страниц старинной повести — и мало кто удивился, когда ему, победителю, юная королева турнира бросила цветок…

Губернатор поднялся с места, багровея лицом, и быстро покинул ложу. Ждать пришлось недолго: он появился уже на ристалище, великолепный в своем тяжелом доспехе с золотой насечкой и пурпурном плаще. Герольды возвестили, что сам благородный господин Дамрод, наместник государя, и прочая, и прочая, желает померяться силами с победителем турнира. Черный рыцарь принял это известие спокойно — только глаза его недобро блеснули, но увидеть это было некому.

…Поединок был странен: завораживающая игра, страшный и красивый танец смерти. Черный рыцарь не нанес еще ни одного удара, он кружил вокруг противника с пугающей мягкостью дикого зверя — и, казалось, это будет тянуться бесконечно…

Потом все произошло так стремительно, что никто не успел понять, как это случилось. Широкоплечий рыцарь в золоченом доспехе распростерся на земле, а его противник низко склонился над ним — всего на миг — и тут же выпрямился, и напряженная тишина взорвалась криками восхищения. Черный рыцарь легко поклонился и неторопливо пошел к своему шатру — должно быть, переодеться перед тем, как королева турнира вручит ему награду. Его противник лежал навзничь, не поднимаясь — долго — слишком долго — и восторженные крики как-то разом стихли, и только юная девушка в золотом парчовом платье вскрикнула вдруг за миг до того, как оруженосцы склонились над телом Дамрода.

В глазах губернатора застыл безумный ужас, а между ключиц глубоко вошел трехгранный стальной кинжал-игла.

* * *

…Работа была окончена — оставалось только натянуть струны на узкий гриф. И, впервые увидев творение Нариона, Повелитель страшно побледнел, порывисто выдохнув:

— Я…

Элвир заговорил одновременно с ним:

— Я сделаю струны, мастер.

Саурон вдруг ссутулился, устало уронив руки, и молча кивнул.

* * *

…лучи Звезды и нити тумана, белизна цветов Лаан Эрн, песни Ночи и песни ветра, серебро ковылей и звездный металл, закаленный в лунной крови, память голоса твоего — струны песни чужой…

* * *

Нарион был в дорожной одежде — только черный плащ еще висел на спинке кресла.

— Ты уходишь, тарно?

— Да, тарни. Хочу посмотреть, как живут люди — там, на востоке, на юге… Расскажу им о том, что видел здесь. А ее, — он коснулся лаиэллинн, — оставляю тебе. Нет-нет, — заметив протестующий жест юноши, — знаю: ты сумеешь сказать то, что не сумел я.

Мастер прошелся по комнате.

— Сегодня великий день. День радости и день печали. Я передал вам все, что знал и умел сам, я вижу — вы пойдете дальше, превзойдете меня — и мне радостно за вас, и светло на сердце. И грустно мне уходить, расставаться с теми, кого я успел полюбить. Сегодня я буду играть вам и Повелителю. Так я играл только один раз…

По его лицу скользнула тень; показалось — он стал старше на много лет.

— У нее… есть имя.

— Знаю, тарно, — Элвир заглянул мастеру в глаза.

— Я буду играть, — повторил Нарион.

* * *

В черной одежде странников Тай-арн Орэ он стоял в поющем зале пред Сауроном и говорил:

— Повелитель, настал час мне собираться в дорогу. И на прощание я хочу играть вам. Слушайте…

…За мгновение до того, как крылья Песни обняли его, Элвир успел увидеть, как Саурон — Гортхауэр — Ортхэннэр с потрясенным, отчаянным, безумно-счастливым лицом поднимается и делает шаг вперед. Потом он не помнил ничего, кроме Песни…

…и она оборвалась на высокой звенящей ноте, и Саурон закрыл лицо руками, а человек в черной странничьей одежде медленно, как бывает только во сне, начал оседать на каменные плиты пола, и Элвир успел на мгновение раньше Эриона, успел — чтобы увидеть не глаза — провалы в звездную бездну — прежде, чем они снова стали глазами человека, пустыми и мертвыми.

Грозовой камень