— Пейте, — Элвиру было нестерпимо видеть эти заискивающие глаза — как у побитой дворняги; он поспешно пододвинул незнакомцу глиняную кружку и наполнил ее вином из кувшина. Нарана передернуло, а незнакомец залпом опрокинул в себя вино, посидел немного молча, потом заговорил:
— Так вот и живу. Пью. А что мне еще… Работа у меня такая, чтоб ее… Жену, детишек кормить надо — трое их у меня, младшенькой-то годик всего… а старший вот, сынок, то есть, тот давечась меня и спросил — правда, грит, мы хлеб за кровь покупаем? Так и спросил. Я-то при нем об этом — ни-ни, да, видно, нашлись вот… А чё, ведь правду сказали. Кто я еще есть… Она ж мне сына спасла, а я ее — к столбу цепями…
Элвир вздрогнул.
— Оно ж такое дело… Я ей яд принес, да она пить не стала. Делай, грит, добрый человек, что должен…
— Добрый? — не по-хорошему прищурился Наран.
— А чё, и добрый. Злой, думаешь? Не-е, работа у меня такая… У меня и шнурок был — хороший, прочный: мало что не покаялась, да не в чем ей каяться было… Глянул на нее — понял: не могу. У нее ж шейка — как у птички малой, да чтоб я, своими руками… Не смог я. А дрова-то я того, сухие, значит, выбирал, да хворосту поболе — чтоб, значит, быстрее… Влепили мне потом — десять плетей, да чё мне, шкура дубленая, и не такое видал, а они — приговор, дескать, нарушил, ее ж на медленном должны были…
Элвир судорожно отхлебнул вина, не чувствуя вкуса; закашлялся, зажимая рукой рот.
— А деньги я пропил. Все пропил. И пью, пью… На улице встретит кто — вслед плюют. Соседи не здороваются даже. А сами-то… пол-города сбежалось смотреть, как ведьму жгут. Бабы, дети малые… На суде этом — хоть бы один за нее слово замолвил! А убийца, выходит, я. Ведьма она, грят… А я те так скажу: главные-то ведьмаки — Служители эти, а губернатор наш — как есть упырь.
— Не боишься?
— А чё мне? Как есть, так и сказал.
— А ежели я пойду, да о твоем «как есть» и донесу?
Собеседник пьяненько захихикал:
— А и доноси, парень, не первый раз, чай! Скажу — демон попутал, каюсь, мол, дадут мне плетей пятьдесят, да и отпустят — палач-то один у них… Да ты того, ты не думай, я еще из лучших, потому кто другой — он ни топором махнуть, чтоб с одного разу, ни костер толком… А я так себе мыслю: будь ты хоть какой преступник, негоже человеку зазря мучаться. Потому и не снились они мне никогда, покойники, то есть. А она — снится. Сын вот спрашивает — чё, дескать, не приходит она… а как я ему скажу? Э-эх, жизнь…
Оторвался от кружки.
— Эй… Эй, ты, слышь-ка, блаародный господин, как тебя там… парень, ты чё, сомлел, что ли?
— Дурак ты, — негромко, но отчетливо проговорил Наран.
Элвир стиснул в руке кружку так, что показалось — раздавит. Снова хлебнул вина.
— Что она говорила?
— Чё?
— Что она говорила перед тем, как… Что? Все вспомни, слышишь, слово в слово!
Палач нахмурился, собираясь с мыслями:
— Ну так, значит… я ей грю — выпей, больно ведь… а она, — зажмурился, тряхнул головой, — она… «Разве ему кто-нибудь облегчил страдания?» Вот, значит, как оно… А потом…
— … вот, значит… И все. А тебе это почто? Ты, может, знал ее?
Элвир промолчал.
Из кабака они вышли — вывалились, вернее было бы сказать, — сильно за полночь; Наран Элвиру вино подливал усердно, а тому, видно, было уже все равно — он, похоже, даже не замечал, что и сколько пьет, а Наран приговаривал: «Я, конечно, сумасшедший, но ведь не круглый же дурак! Что, не вижу, что ли? — тоска у тебя, по глазам видать… а ты пей, к утру проспишься — глядишь, оно и полегчает…» Непривычный к крепкому вину Элвир захмелел быстро — и окончательно замкнулся в себе, на нараново: «Ты, парень, ничего, ты расскажи — может, полегче будет…» — ответил глухо: «Ирис… Белый ирис…» И больше не говорил уже ничего.
— Приятель… слышь, парень, как тебя… Элвир! Ты как сюда добрался-то из своей ночной земли?
— Я? А-а… На коне.
— На этом… который с крылышками?
— Который — с крылышками. Удивительно содержательное описание, — мрачно заметил Элвир.
— Ты, слышь-ка… ты его только сюда не зови, не пугай народ. Вот за город выберемся…
Элвир хмыкнул:
— И как же выберемся, позволь спросить? Ворота заперты, стража…
— Не беспокойсь! В лучшем виде все сделаем! Стена старая, ну, камешки кое-где… того, выпали, словом. Так что пошли… э-э, приятель! Не туда! Ну вот, а по разговору вроде трезвый… Не, один ты у меня никуда не поедешь. Сам напоил, сам и доставлю, куда надо. В лучшем виде!..
При виде коня Наран, похоже, даже несколько протрезвел от изумления.
— Ничего себе… лошадка с крылышками…
Конь тихонько фыркнул. Элвир нетвердыми шагами подошел к нему, уткнулся лицом в шелковистую гриву, заговорил шепотом:
— Ты уж прости… видишь, я какой… не помогло мне, только хуже стало. Довези меня… до дома. Пожалуйста.
Конь покосился на него лунно-золотым глазом и, дотянувшись, легонечко куснул за плечо: в седле-то, мол, удержишься?
— Как-нибудь…
— Э, нет, — вмешался Наран. — Сказал — одного не пущу, значит, не пущу! Как бы тут в седло взобраться, а?
Крылатый конь обреченно вздохнул.
— Вот, государь, доставил я его, значится.