Летопись 2. Черновики

— … Очнулся? Можешь встать? Идем, он ждет тебя.

Странен обликом для глаза Нуменорца говорящий — юноша из народа Дахо: бронзовая кожа, синие в черноту глаза и неожиданно светло-золотые, как лучи бледного солнца, волосы. Впрочем, имени народа Талион не знает.

— Где я?

— В Тай-арн Орэ, — у него выходит «Тхайярн».

Кто — «он», Талион не спрашивает: молча поднимается, натягивает одежду и с сильно бьющимся сердцем следует за юношей.

Он ожидал увидеть тронный зал, множество воинов и слуг, сумрачное великолепие, великого Владыку на троне, а здесь — маленькая комната, уютно потрескивают дрова в камине, неярко горят свечи, и всего один человек за столом — опустил голову, лица не видно, волосы с сильной проседью… венец, правда, есть — тот самый, с камнем-звездой.

— Властелин…

Горло перехватывает, и Талион в немом благоговении опускается на колени. Человек поднимает голову — лицо у него страшно усталое и осунувшееся. Вовсе не похож на грозного бога, явившегося прошлой ночью.

— А-а… ты. Встань. Тэххо, благодарю, ты можешь идти.

Дверь закрывается бесшумно.

Человек проводит рукой над свечой — пламя вытягивается, свивается в спираль — опадает.

— Встань, встань. И никакой я не Властелин. Имя мне Саурон, так и зови. Твое имя, кстати, как?

Нуменорец поспешно поднимается с колен и замирает в поклоне:

— Талион, господин.

Человек еле заметно морщится:

— Оставь ты эти расшаркивания, Талион. Сядь. И не смотри на меня с таким ужасом: я тебя оттуда не затем вытащил, чтобы убить. Это сделали бы и без меня.

— Да, господин, — поспешно кивает Талион, присаживаясь на краешек стула.

— О-о… И как это было — зельем тебя опоили, что ли?

Талион гордо вскидывает голову:

— Нет, господин, я вызвался сам!

— Что?.. — брови Саурона ползут вверх.

— Нет большего счастья, чем отдать жизнь во имя Служения, во имя…

— Не смей!

Нуменорец испуганно замолкает.

— Тьма всесильная, не хватало, чтобы ты оказался фанатиком… Что ты вообще знаешь о Служении?

— Ничего, господин, — с готовностью откликается юноша, — Знания мои пред твоими — малая крупица песка перед горной вершиной, горчичное зерно перед тысячелетним деревом…

— Ну, хватит, хватит, — досадливо обрывает Саурон, — Вот ведь, научили молоть языком! Хочешь — попробую объяснить.

— Господин! Я недостоин… чтобы ты — ты сам… Может, кто из рабов твоих…

— Нет у меня никаких рабов! — взрывается Майя, и Нуменорец снова делает попытку упасть на колени, — Ну, полно! Сядь и не суетись. Здесь все — избравшие Путь Служения, любой мог бы с тобой поговорить, но лучше я сам.

Пламя свечи снова скручивается и опадает.

— Он никогда не называл себя Властелином. Он…

* * *

Закончив говорить, Саурон отошел к окну и остановился там, глядя в начинающее светлеть небо.

— Ну что, понял? — голос у него был усталый и совсем тихий.

Талион тоже встал и начал расхаживать по комнате, нервно сплетая и расплетая пальцы. Остановился.

— Понял. Все понял. И лучше бы не понимал. Лучше бы мне по-прежнему верить, что он был великим воителем, грозным владыкой, пред кем трепетали и самые могучие! Если таково ваше учение… Во все века снова и снова будут вас заковывать в цепи, жечь вас на кострах, выжигать вам глаза!..

Саурона передернуло, но он промолчал.

— Ты нас фанатиками назвал… — поколебавшись, все же добавил, — господин, а вы, вы сами? Мученики Служения! Милосердные! Конечно, любой вере нужны свои мученики, это помогает убедить в ее истинности — но всему же есть предел! Умереть, чтобы не пролилась лишняя капля крови! — да стоят ли этого столь недолговечные и невежественные существа?! Надо же — бог, отдающий себя за людей! Всех понять, все простить…

— Не все, — негромко откликнулся Саурон. Талион не обратил на это внимания:

— За всю свою жизнь не упомню подобной нелепости!

— А сколько тебе лет? — вкрадчиво поинтересовался Саурон.

— Двадцать шесть, но это не имеет значения; я…

— Да, а что сделал бы ты? — так же вкрадчиво спросил Майя.

— Обладай я такой силой — я стер бы в прах всех своих врагов! Я не оставил бы и следа ни от них, ни от их лживых учений! Я поставил бы вернейших из своих слуг, чтобы они правили землями мудро и справедливо, покарал бы отступников и наградил бы достойных; подумай, разве не больше добра сделал бы он людям, будь он Владыкой Арды?.. Я очистил бы землю от нечисти огнем и мечом, укротил бы сильных и жестоких и создал бы царство Истины и Справедливости!

— На крови?

Талион пожал плечами:

— Политая кровью земля дает тучные всходы.

— Ах, во-от оно что… А мы, глупцы, пребывали во мраке неведения столько веков…

Молодой Нуменорец не заметил насмешки:

— С твоей силой еще не поздно все изменить! Смети с лика Арды служителей ложных богов, пусть люди служат Истине! Ты создашь великую, непобедимую империю, сила твоя будет вечной опорой ей, мудрость твоя станет знаменем ее…

— Говоришь, моя сила? И всякого, кто не согласен… и весь род его до девятого колена? — Саурон задумчиво и как-то странно посмотрел на Нуменорца и решительно шагнул к нему.

* * *

…Очнувшись, Талион узрел несколько растерянное лицо Саурона и сочувственное — какого-то человека средних лет, тоже, похоже, Нуменорца.