Летающий класс

Значит, здесь ему завтра после обеда, может быть, пить шоколад и есть пирожные. Это, должно быть, ужасно. Но мать хочет этого, а он ей твердо обещал.

«Господи, боже мой! Как же это я продержусь четырнадцать дней, чтобы ни разу не разреветься?» - подумал он и зашагал к школе.

Две двухмарочные и одномарочная монеты звенели у него в кармане.

Генеральная репетиция «Летающего класса» пpoxoдила в костюмах. Мальчики боялись, что маленький Штёкер не справится. Они были приятно удивлены. Квартанер играл, как дьявол! Ну и выглядел же он с болтающимися белобрысыми косичками от парикмахера Крюгера в платье из шкафа Ули! Всякий, кто не знал о переодевании, должен был признать его за девочку.

- Приманер безнадежно в тебя влюбился, - крикнул Себастьян.

Только Матиас нашел, что Ули был все-таки немножко лучше. Да и как могло быть иначе? Он был все-таки, виноват перед своим другом.

Дважды прорепетировали они пьесу. Труднее всех тут пришлось Матцу. Слишком короткие паузы для переодевания, которые были между четвертым и пятым актом, это было сущее наказание. Ведь за минуту превратиться из белого медведя в святого Петра - это же не шутка! Но и это, кажется, стало у него получаться.

- Хватит, - сказал Джонни Тротц. - Ни пуха ни пера сегодня вечером! Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!

А потом они еще один за другим поплевали на костюмы. Себастьян сказал, что актеры всегда так делают.

Джонни подошел к Мартину.

- Что такое с тобой случилось? - спросил он. - Роль свою ты, конечно, знаешь, но говоришь ты еле-еле, как будто думаешь о чем-то совсем другом.

- К вечеру все будет хорошо, - сказал Мартин. - Я плохо спал ночь.

Они снова переоделись, уложили костюмы, косу и бороду в шкаф, в котором стояли подкидные доски. Потом они пошли в школьное здание и поднялись наверх, в лазарет. Им разрешили посетить Ули.

Сначала они осведомились, как он себя чувствует, потом рассказали, что спектакль определенно удастся. Матиас заметил, что квартанер Штёкер далеко не то, что нужно. С Ули, конечно, не сравнится. Но все-таки... Остальные кивнули.

- Это радует меня, - сказал Ули. - А завтра вы все уезжаете! Кроме Джонни и меня. Только вам придется делать много подарков.

Потом он поманил Матиаса к кровати и украдкой сунул ему в руку шоколадку.

- Грюнкерн уже опять был у меня, - прошептал он. - Как обстоит дело с аппетитом?

- Порядок, - сказал Матц.

- Ну смотри, - сказал Ули. - Всегда как следует ешь!

- Дома с этим у меня гораздо хуже, - пояснил Матиас и спрятал шоколадку в карман. - Моя родительница балдеет от изумления. Она говорит, что лопать так, как я, запрещено полицией.

- Не обращай на это внимания, - сказал Себастьян; он был сегодня терпимее, чем обычно. - Что человеку требуется, он должен получить! - Потом он повернулся к Ули и покровительственно покачал головой: - Ай да приятель! Это просто счастье, что ты был на спортивной площадке, а не на церковной колокольне. Ты, наверное, и оттуда бы сиганул.

Они стояли вокруг постели больного и, хотя понимали, что говорить всем сразу тут не полагается, знали, что должны говорить. Мальчик в постели оставался для них тем же самым маленьким Ули, которого они знали уже несколько лет.

- Жаль, что тебя сегодня вечером не будет, - сказал Джонни. - Ну я тебе завтра расскажу все подробно, как это было.

Мартин стоял у окна. Он, собственно, хотел сообщить им, что тоже остается. Но не решился. Несмотря на то что с ним были товарищи, ему казалось, что он одинок. Совершенно одинок.

Новогодний рождественский вечер превзошел все ожидания. Для начала два приманера играли на рояле. Вариации на тему рождественской песни. Потом выступил директор школы профессор, доктор Б. Грюнкерн. И хотя его небольшая речь походила на все его рождественские речи, которые он произнес за свою жизнь, но в заключение он сказал несколько новых фраз, которые тронули мальчиков.

Он сказал:

- Я сам себе кажусь иногда рождественским дедом. Несмотря на мой черный сюртук, несмотря на то, что у меня не привязана какая-нибудь седая окладистая борода. Мне почти столько же лет, сколько и ему. Я появляюсь каждый год. Я тот, над кем даже смеются, если он грозит розгой. И наконец, я, как и он, человек, который любит детей. Прошу, не забывайте этого никогда! А ведь такое - многое извиняет.

Он уселся и принялся протирать очки носовым платком. А секунданеры опустили головы. Им было стыдно, потому что они частенько посмеивались над старым человеком. А большая новогодняя елка сияла бесчисленными электрическими лампочками так прекрасно, что у всех присутствующих было очень праздничное настроение.