А раз так, я готова до последнего сражаться за правду. Верить, что Ордалон настолько же реален, насколько реален мой собственный мир.
Что-то изменилось. Сначала наступила гробовая тишина, заставившая меня отнять от лица руки. И в первое мгновение я даже пожалела, что сделала это: так жутко было наблюдать, как краски привычного мне мира стекают, словно облитые кислотой. В окружающем пространстве образовались самые что ни на есть настоящие черные дыры, которые медленно и неотвратимо поглощали привычный мне мир. Вскочив, я вскрикнула, и стена за моей спиной разлетелась на мириады осколков, тут же окрасившихся в черный цвет. Они слились с темнотой, с непроглядным мраком, который с каждой секундой все больше разрастался.
Окружающий меня мир исчез, сменившись пустотой. Бездна была повсюду – под ногами, за спиной, над головой. И тогда в этой жуткой черной нереальности прозвучал многоголосный шепот:
– Мы тебя признаем.
Тьма окутала меня плотным облаком, и я в ней захлебнулась.
Глава третья. Джиневра
Случаются дни, когда солнечный свет кажется ослепительней, облака пушистее и мягче, а воздух – вкусней. Сегодня был именно такой день, когда дышалось легче, хотелось бесконечно смеяться или и вовсе пуститься в пляс.
Джиневра знала, что жители Агераля – самого чудесного города во всех Хрустальных Землях – считают ее чудачкой. Но стоит ли волноваться, когда тебе одиннадцать лет, а жизнь прекрасна и полна сюрпризов? Джиневра и сама понимала, как сильно отличается от горожан Агераля. У нее не было особых талантов – в отличие от сестрицы Эсты, она не умела петь. Пыталась рисовать, но выходило странно – угловато, совсем не так красиво и завораживающе, как у ее старого друга Октавио.
Она уставала от шумных представлений, которые каждый вечер устраивали жители Агераля. Родные и хорошие знакомые Джиневры – городок был маленьким, и она знала всех его жителей по именам и лицам – торопился продемонстрировать все грани своего таланта. Кто-то декламировал стихи, кто-то пел проникновенные баллады, кто-то произносил смешные пассажи, доводя толпу до слез. Воспользовавшись всеобщей суматохой, она сбегала с представлений – своеобразных чествований погрузившейся в сон Фираэль, чтобы, сидя на подоконнике у окна, читать до самого утра. Скользить взглядом по строчкам, изредка отрываясь и глядя на небо – ежевичное вино, разбавленное серебристыми капельками-звездами.
В Агерале, как и во всех Хрустальных Землях, было не принято любить ночь – время мрака и теней, время таинств и сокрытия света. Вот почему в ночные часы так много было на улицах города огней, призванных раскрасить черноту неба. Молчание погрузившейся в сон природы стремились заглушить взрывами смеха и гомоном толпы, взорвать вязкое, как черничный кисель, спокойствие ночи танцами и песнями, шутками и оживленной беседой. А когда наступала полночь, уставшие жители Агераль разбредались по домам – в томительном ожидании встречи с новым днем, полным солнечного света. Ведь солнце – это лик вознесшейся к небу Фираэль – святой с добрым сердцем и чистой душой, после смерти ставшей богиней.
Но Джиневра… любила ночь. Любила сидеть на траве, запрокинув голову наверх и вглядываться в темное небо. Воображать, что звезды были лишь искрящимися украшениями хрустального барьера, отгородившего Хрустальные Земли от всего остального мира. Представляла, как кажущейся хрупкой Грань ломается, раскалывается на мириады прозрачных осколков, а звезды падают вниз, на Агераль. И она стоит в центре этого звездопада, пытаясь поймать их в расставленные ладошки как серебристый снег. Снег, которого никто из жителей Хрустальных Земель никогда не касался.
Когда снег укрывал Ордалон белесым ковром, он облеплял и хрустальную Грань тоже, сменяя ее прозрачность на белые кружева, и полностью погребая под собой вечнозеленый островок Хрустальных Земель. Счастье, что у них было свое собственное солнце. Плохо лишь, что им никогда не попробовать, каков снег на ощупь и на вкус.
В попытках хоть немного развеять свою странность, стать чуть-чуть ближе к другим и казаться «своей», Джиневра часто вечерами выходила на улицы города, но не решалась присоединиться к танцующим, лишь наблюдала за ними издалека. Ее сестра Эста, которую жители Агераля прозвали Колибри, посмеивалась над ней. Тонкая, быстроногая словно лань, такая очаровательная и взрослая в свои неполные семнадцать, она смеялась звонким, что колокольчик, смехом, посылала кавалерам многозначительные взгляды, танцевала легко и непринужденно. Джиневра же стояла посреди толпы, вспыхивая от каждого случайного взгляда. А когда неугомонная сестрица все же вытягивала ее танцевать, робела и топталась на месте, изнывая от нетерпения и мечтая о той минуте, когда закончится музыка и можно будет сбежать.