Леди чародейка

Но танцы не были исключительно ежевечерным ритуалом. Сейчас, неторопливо блуждая по городу, Джиневра то тут, то там натыкалась на танцующих прямо на улицах людей, обряженных в цветастые наряды. Как говорила ее мать, для людей, в чьих душах звучала музыка, не нужно особое время или место, чтобы выразить свои чувства.

Тира – тетя Джиневры и Эсты-Колибри – как-то рассказала племянницам, что в некоторых городах за пределами Хрустальных Земель уличные музыканты и певцы требуют плату за свои выступления. Это показалось Джиневре ужасно глупым и неправильным – как можно требовать звонких монет за то, чем тебя наградила Фираэль? Ее возмущенная реплика заставила тетушку Тиру рассмеяться смехом грубоватым и хриплым. «Милое дитя, Фираэль награждает лишь жителей Хрустальных Земель. Иные ее даров недостойны».

«Но почему? – поразилась Джиневра. – Разве другие не хотят нести в себе божественный свет?»

Однако ответа она не получила – вошедшая в комнату мать строгим голосом велела прекратить «богопротивную беседу». Что в невинной болтовне было богопротивного, Джиневра так и не поняла, но перечить не стала: спорить с матерью, старшей жрицей Фираэль, себе дороже.

Фираэль благоволила всем людям, вставшим на путь света, доброты и чистоты помыслов – а иные в Хрустальных Землях и не оставались. Но люди искусства – художники, писатели, поэты, танцовщики и музыканты – получали от богини особое благословение. Творцы – те, кого Фираэль коснулась своей рукой, владели истинным волшебством, самой сильной во всем Ордалоне – белой магией, белым чародейством.

Музыка – неважно, каков был ее источник: скрипка, рояль, скромная дудочка или свирель – могла залечивать раны. Слова писателей и поэтов оказывались пророческими – если Фираэль нравилось написанное ими. Пение чарующих голосов прогоняло усталость и хандру, придавало сил. Творения искусных ювелиров не только радовали глаз, но и делали их обладателя красивыми и не давали болезням подступиться.

Картины лучших творцов Агераля оживали, разукрашивая обыденный мир чудесами: хоггами с золотой гривой и рогом из самого настоящего золота, рыбками с радужной чешуей, которые плескались в прозрачных водах озера, расцвечивая его всеми цветами радуги. Сошедший с холста двуглавый кот размером с тигра бродил по улицам Агераля, доверительно тыкался в бока прохожим и охотно ел с их рук. Магия Фираэль делала мир совершенным.

Жители Хрустальных Земель строго следовали ее постулатам. В отличие от остальных ордалонцев, они не ели мяса, считая убийство животных кощунственным и ужасным. Им не было нужды воровать – монеты, которые Джиневра видела лишь на картинках книг, здесь, под Гранью, никакой ценности не имели. Фруктовые деревья росли прямо за окном, кусты наливались спелыми ягодами, золотистая пшеница колосилась на полях круглый год, а вода в ручье, пересекающим Агераль, всегда была вкусной и прохладной.

Творцы и последователи Фираэль пришли сюда века назад, чтобы отгородиться от всего остального мира. Они возвели над городами огромный хрустальный купол, нерушимый барьер, и назвали свое маленькое королевство Хрустальными Землями. И с тех пор Грань надежно защищала их от опасностей Ордалона, от агрессии обычных, не просветленных, людей.

Блаженно прикрыв глаза, Джиневра втянула носом воздух, упоительно пахнущий распустившимися гортензиями и фиалками. Счастье переполняло ее. Счастье – и томительное ожидание нового дня, не менее прекрасного, чем все остальные.

Никаких страхов, никаких забот.

Ведь здесь, в Хрустальных Землях, не могло случиться ничего плохого.

Глава четвертая. Кровь и шоколад

Снова эта проклятая боль, словно вонзившийся в голову раскаленный прут. Слава богу, хотя бы голоса исчезли.

Я с трудом разлепила тяжелые веки и увидела склонившуюся надо мной… Дайану. Непривычно было видеть ее светло-карие глаза – когда я впервые переступила порог особняка, насланное на Дайану проклятие хрустальности уже окрасило ее глаза в светло-светло-бирюзовый, почти прозрачный, цвет. Алистер… Сердце взволнованно забилось. Алистер сидел в кресле напротив и, кажется, дремал. Конто же и вовсе – громадная зверюга с серебристой шерстью – на манер кота свернулся клубком в ногах. Только малость переусердствовал, не оценив свои габариты.

Даже белокурая красавица Ари, которую я давно окрестила стервочкой, стояла поодаль, сложив руки на груди. И хотя на лице ее было написано безразличие, я не позволила себя обмануть. Не волновалась бы за меня, не стояла бы сейчас в этой комнате.

– Конто, ради бога, подвинься! – простонала я. – Ты мне все ноги отдавил.

Барс тут же вскинул голову, Дайана радостным вскриком разбудила отца.

– Боже, как же ты нас всех перепугала! – воскликнула она, бросаясь мне на шею.

Приятно было чувствовать тепло ее бархатной щеки, прижавшейся к моей щеке. Слишком живы были воспоминания о том, как она лежала, похожая на хрустальную статую – такая юная и красивая, но такая… неживая.