Ларе-и-т`аэ

Светало. Ветер еще не обметал с привядшей травы золотистым плащом рассвета холодную осеннюю росу — утро только-только зарделось, зарозовело краешком неба. Лерметт осторожно выглянул из окна — не видит ли кто... хотя кому и быть в такой ранний час в дворцовом парке — разве что белкам, а эти никому не скажут. Тишина за окном стояла полнейшая — казалось, прислушайся, и расслышишь, как шуршат облака, пробираясь по небу. Лерметт усмехнулся, растворил окно пошире и выпрыгнул наружу. Должен ведь и у короля быть свой тайный праздник тишины. Прежде таких мгновений у него было куда больше, но теперь, когда во дворце полным-полно королей и их свитских, о тишине и уединении смешно даже и мечтать. Раньше ему принадлежали драгоценные мгновения на грани яви и сна, когда действительность еще не растворилась окончательно, а сон еще не заговорил в полный голос — он набегает безмолвными волнами и отступает прочь, едва успев промерцать отблеском уходящего дня и чего-то другого, пока еще неведомого. Но теперь Лерметт засыпал каменным сном, как только добирался до постели. Ничего не поделаешь — сейчас ему принадлежит только рассвет. Это его время — и ни одна белка никогда никому не расскажет, что видела, как его величество в окошко сигает.

Лерметт потянулся до хруста, вдохнул глубоко и побрел вдоль дворцовой стены. Сегодня он избрал для прогулки тропинку, тянувшуюся вдоль левого крыла — того, где располагались Юльм и Адейна: Пестрый Коридор и Полосатые Покои.

— Лериме, — послышалось негромко из-под клена, чья тень ровно в полдень пересекала крайнее окно Полосатых покоев, — лэн йеллейн-а-лэн ни-кье?

Далеко ли он собрался — вот это всем вопросам вопрос! Из тех, на которые никогда нельзя ответить правильно, хотя любой ответ равно годится.

Лерметт смигнул от неожиданности — а когда ресницы его взметнулись вновь, Эннеари уже выступил навстречу ему. При виде Арьена Лерметт ахнул и тихо рассмеялся. Эльф был чудо как хорош. Во всяком случае, вообразить нечто, более похожее на чудо, Лерметт бы, пожалуй, затруднился.

Эннеари наверняка провел в парке если и не всю ночь, то уж предутренние часы несомненно. Он был весь с ног до головы в сияющей росе. Сапоги, легкий кожаный плащ, даже волосы, еще не успевшие впитать ее влагу, вспыхнули в лучах рассвета холодными звездами. Такими же сказочными звездами горел колчан и чехол для лука. Вот такими, наверное, и мнятся эльфы мечтательным девушкам в томлении предчувствия первой любви — сплошь в осыпи сказочного звездного сияния... право, жалость какая, что ни одной девушки рядом нет! Даром же чудо пропадает, понапрасну!

Эннеари, словно уловив мимолетную мысль Лерметта, встряхнулся, будто мокрая собака; брызги полетели во все стороны. Лерметт, смеясь, вскинул руку, чтобы заслонить лицо. Вот всегда так с эльфами — не успеешь размечтаться о сказках и чудесах, как тебя тут же холодной водой окатят! Да еще с какой естественностью. Пожалуй, именно это и чудесно в эльфах на самом деле — их чудовищная, ни в какие человеческие понятия не укладывающаяся естественность.

— Сам-то ты что здесь делаешь? — поинтересовался Лерметт, стирая с ладони ледяные брызги росы.

— Упражняюсь в стрельбе, — беспечно ответил Эннеари.

Где — в дворцовом парке? Да кого тут подстрелить можно — доверчивых, почти ручных белок? Нет... такая охота никак не во вкусе Арьена. Но как тогда его понимать прикажете?

— И где добыча? — спросил Лерметт, на всякий случай незаметно оглядывая дорожку. Следов крови на ней не было.

— В своих покоях, наверное, — пожал плечами Арьен. — Пряжка пояса — хорошая мишень, даже и в темноте. Тупым наконечником по пряжке никого насмерть не убьешь, зато кровоподтек обеспечен здоровенный. — Эннеари помолчал немного и добавил с подкупающей надеждой в голосе. — Может, даже несварение желудка.

— И... это все, что можешь сказать? — растерянно осведомился Лерметт.

— А больше никто не приходил, — пояснил Арьен. — Но и одного ночного гостя за глаза довольно. Ночью они теперь, правда, вряд ли сунутся...

— Да уж, — ухмыльнулся Лерметт. — Могу себе вообразить, что этот любитель ночных визитов потом рассказывать станет. Как набежала на него из кустов толпа злобных эльфов, да у каждого по десять рук, да в каждой руке по четыре лука, да как начали они все стрелять...

— Ничего он не будет рассказывать, — отрезал Арьен. — Он и вообще не признается, что возле Полосатых Покоев шастал. Нельзя больше Шеррин одну оставлять.

Лерметт вопросительно и тревожно глянул на крайнее окно. Арьен утвердительно склонил голову.

— Ты прав, — озабоченно сказал Лерметт. — У бедняжки всей свиты — несколько служанок да пара старых развалин в доспехах... небось, еще прадедушку ее охраняли. Надо будет ночной караул выставить.

— А днем ты кого к ней приставишь? — сощурился Эннеари. — Сами присмотрим, не беспокойся. Лучше не за ней, а за ее гостями присмотри.

— Кто такие? — деловито спросил Лерметт.