— В этом что-то есть, миссис Хоторн.— Улыбка Теркилла внезапно стала простодушной, обаятельной.— В этом что-то есть.
— Именно то, что я втолковываю средним классам с самой юности, — сказала Стелла Армстронг, которая была столь же образцовым продуктом средних классов, как и сама Селия, но сочла необходимым поддержать позицию своей партии.
И все-таки, хотя Теркилл умел контролировать свои параноические наклонности или же на время справляться с ними, словно с припадком беспричинной ревности, вечер не задался. Тем, чьи нервы все время оставались в напряжении — а таких за столом было несколько,— казалось, будто воздух пронизан тревогой. Пока обсуждались страдания Теркилла, Хамфри наблюдал, как Кейт слушает сидящего рядом с ней доктора Перримена — слушает с увлечением, с тем нежным лукавством и вниманием, какими иногда одаряла его самого. Это — в большей степени, чем ему хотелось бы признать,— возбудило особую тревогу и в нем.
В этих кругах дамы в конце обеда давно уже не удалялись в гостиную, оставляя мужчин за портвейном, и теперь все остались на своих местах. Портвейн и коньяк были разлиты, и Лурия, который нелегко отказывался от излюбленных тем, осведомился, как они все смотрят на проблему смертной казни. Ничего утешительного он не услышал: почти никто с ним не согласился.
Он словно бы серьезнейшим образом исследует, насколько далеко может зайти человек в своем либерализме, подумал Хамфри. Поль Мейсон, который все время молчал, вдруг высказал свою особую точку зрения: с террористами он покончил бы без малейших угрызений совести.
— Мучеников хотите из них понаделать? — возразил Том Теркилл.
— В качестве мучеников они приносили бы меньше вреда. Пытаться выручить мучеников никто не станет,— невозмутимо ответил Поль.
Только Кейт сказала, что она совершенно согласна с Лурией. Она сказала это горячо, с полным убеждением. Сидевший напротив Монти Лефрой заявил, словно вынося окончательное суждение, что тут он не согласен со своей милой женой.
— Я верю в то направление, куда летит стрела времени,— сказал он, придав голосу особую раскатистость.— А она летит в направлении сохранения индивидуальных жизней.
— Неужели? — Лурия, не дожидаясь ответа, перевел насмешливый взгляд глубоких карих глаз на соседа Кейт, доктора Перримена.
Но прежде чем Перримен ответил, заговорила его жена.
— Я против вас, профессор,— сказала она оживленно, сочувственно, решительно.— По совсем иным соображениям. По религиозным. Видите ли, я верую, что перед каждым человеком открыта возможность искупления. Конечно, всякое преступление ужасно. Но преступник может раскаяться и найти прощение. И когда вы казните его, то отнимаете у него этот шанс. Чем бы ни запятнал себя человек, ему надо дать возможность очистить душу.
Этот непрошеный ответ оказался и самым длинным. Лурия был готов почти к любому возражению, но не к таким христианским прописям. Его выручил доктор Перримен, хотя он опять — как однажды с Хамфри — говорил так, словно мысли его были в этот момент где-то далеко.
— Пожалуй, пожалуй, я соглашусь с Элис. Хотя не могу сказать, что верую, как она. Вера, конечно, утешение, но притворяться, будто веришь, бесполезно. И мое возражение самое земное. Всегда ли мы уверены, что казним истинного виновника? Не знаю, как вас, а меня не устраивает даже самая малая вероятность ошибки. Принять это я не могу...
Вскоре гости начали подниматься из-за стола. Возможно, этот разговор только усугубил ощущение тревоги. После обеда пили мало, хотя Хамфри и заметил, что Кейт, которая не чуждалась крепких напитков, вьпила вторую рюмку коньяка. В гостиную они не вернулись и разошлись очень рано.
Хамфри хотелось поговорить с Кейт, но она снова увлеченно слушала доктора Перримена, и, когда они вышли на Итонскую площадь, доктор пошел рядом с ней по направлению к ее дому.
На другой день, совсем рано, Хамфри услышал в телефонной трубке голос Кейт, ласковый, уверенный. Перримену нужен совет, сказала она. Об этом он с ней и разговаривал накануне. Он был бы рад, если бы Кейт и Хамфри зашли к нему как-нибудь вечером на этой неделе. Она прибегла к приему, который Хамфри сам использовал когда-то, когда был влюблен и не знал, отвечают ли ему взаимностью. Но влюбленность ли это? Или просто разведка? Кейт приоткрыла дверь, использовав самый будничный предлог, чтобы восстановить их отношения — когда ни он, ни она не осмеливались нарушить мирное течение каждой данной минуты.
18
Утром Кейт сказала Хамфри, что доктору Перримену нужен совет. А всего через два-три часа он уже знал, что, возможно, тревожило доктора. Позвонил Фрэнк Брайерс — дружески, оживленно, деловито.
— Загляните к нам. Если вы не очень заняты. Так, мелочь, пустяки, но, возможно, вам будет легче разобраться, чем мне. Да и вообще посмотрите, как мы тут все наладили.