Лакировка

— Я вовсе не утверждаю, будто я так уж цивилизован. Вот были убийства детей. Для этого просто нет слов. Найди я убийц и будь у меня под рукой пистолет, я бы их на месте прикончил без всяких колебаний. Конечно, если бы знал, что выкручусь. И этого, который убил старуху,— тоже. Вреда никому бы не было.— Он добавил сухо: — Кроме тех, с кем я разделался бы. Но я по-прежнему убежден, что было бы очень вредно пустить в ход машину закона, чтобы вздернуть их или подвергнуть любой другой ритуальной казни, какую мы придумали бы. Вам приходилось слышать рев в тюрьме, когда кого-нибудь вешают? Мне один раз довелось, когда я только начинал. Вас это, возможно, переубедило бы.

— Нет, — сказал Лурия. — Меня такие вещи не трогают. Вы пытаетесь сделать жизнь стерильно-чистой. А это невозможно, и надо уметь смотреть правде в глаза.

— Что же, в таком случае,— ответил Брайерс, даже ни на йоту не уступив,— нам остается только согласиться, что мы не сошлись во взглядах, не правда ли?

Разговор перешел на другие темы. Во многом они были согласны и понимали друг друга с полуслова. Потом Брайерс сказал, что ему пора: надо еще просмотреть посту­пившие за это время сообщения и домой он раньше чем через два часа уйти не смо­жет. Доберется туда часов в десять и найдет ужин на столе. Жены полицейских про­ходят хорошую выучку, сказал он с улыбкой, которая могла показаться небрежной или сальной. Однако Хамфри, знавший про болезнь его жены, знал также, что эта улыбка скрывает совсем иные чувства.

Позднее, не в этот вечер, а потом —Хамфри подумал, что эта встреча прошла совсем не так, как можно было ожидать. С одной стороны, верховный жрец западной цивилизации, патриарх еврейской интеллигенции, именитый ученый. С другой — энер­гичный, суровый профессиональный полицейский. Между ними завязывается разговор о преступлений и наказании. Так чего же можно было ожидать? Уж никак не того, что последовало. Но в любом случае Хамфри с интересом наблюдал, как эти двое ставят друг друга в тупик. Маленький эпизод из человеческой комедии, которую он готов был смотреть без конца. И удовольствие он получил большое.

17

В субботу, уже в августе, Хамфри увидел Кейт на той стороне площади и напра­вился к ней. Он сказал, что ничего нового не слышал, а потом обвел взглядом безмя­тежные, залитые солнцем дома и добавил:

— Жизнь продолжается.

— А что же еще прикажете ей делать? Вы бы могли сказать что-нибудь поориги­нальнее.

Она улыбнулась своей безобразной, нахальной, обаятельной улыбкой, и Хамфри с легким сердцем попытался реабилитировать себя:

— Кто бы догадался, что страна идет к банкротству?

Он не сказал — но она и так поняла,— что думает он вовсе не об этой угрозе, а о других, более непосредственных: в связи с убийством леди Эшбрук пока еще ни­кого не арестовали. У него были свои подозрения, но смутные, еще не выкристалли­зовавшиеся. Он не сомневался, что Фрэнк Брайерс с видом полной откровенности сооб­щает ему ничего не значащие частности и умалчивает о том, чем занимается на самом деле. Выяснилось, что Лоузби и Сьюзен допрашивались по нескольку раз. Только ус­лышал он об этом не от Брайерса. Его очень интересовало, что же удалось выяснить относительно других причастных людей. Но Брайерс был мастером двойной игры. И впервые использовал это свое умение против Хамфри. Да, конечно, он ему сказал, что они собираются установить, где были и чем занимались самые разные люди вече­ром 24 июля и в ночь на 25-е. Но только круглый идиот, с раздражением и тревогой думал Хамфри, не догадался бы об этом сам.

Его сердило, что Брайерс держится с ним как со старым другом, но не доверяет ему. Однако Хамфри считал, что знает, в каком направлении идут розыски. И если он прав, значит, некоторые его знакомые живут под дамокловым мечом. Тем не менее, как он и заявил утром, жизнь продолжалась. И несколько часов спустя на званом обе­де быстрый взгляд Кейт показал ему, что она не забыла этих его слов. Тогда, утром, он решил, что безопаснее будет не рассказывать ей о своих подозрениях. Вот и сейчас кто-то из сидящих за столом, возможно, скрывает непреходящее напряжение.