Лагерь

— Глянь, Леха, до чего додумались наши. Нанотехнологии! Молодцы, давно пора. Это ты сидишь, как дикарь в своих игрушках!

— Компьютер — это тоже нанотехнология, — сопротивлялся Леша. Пока папа дожевывал и с утробным звуком глотал еду, подключалась мама: «Другим детям компьютер нужен для рефератов и саморазвития, а тебе, шалопаю…» И понеслось. На плите скворчали блинчики. Мама говорила, говорила, и голос ее тоже скворчал и дымился.

— Смотри, — мама тыкала пальцем в первый попавшийся заголовок. — В газетах ерунды не напишут!

— Я тебя умоляю. Там вчера написали про высадку инопланетян в Альпах, — стонал сын. — Надо быть феерическим оленем, чтобы верить в такую лабуду.

Но мама живо смекала, выхватывала смысл фразы и кипятилась:

— Ты как с матерью разговариваешь? Совесть есть? Хоть бы спасибо сказал! Мы тебе с отцом всё! Хочешь телефон новороченный — на! Хочешь планшет — пожалуйста! Разбаловали донельзя.

— Я не просил, вы сами отоваривались, — слабо отнекивался Леша, а мама шлепала блинчиками о тарелку и горестно вздыхала:

— Кого с отцом вырастили… И отметки в школе плохие. На кого пойдешь? Хотя, дворники тоже нужны. — Потом мама охая и ахая изучала сына, худого, в майке с растянутой горловиной, подливала сметаны в тарелку и качала головой. — В кого ты уродился? Может, в деда Гришу?

— Ну мааааам! Дед Гриша на мусоровозе ездил.

— И ты будешь! — кричала мама. — Второй урок пошел — баклуши бьешь! Маруся помладше будет, и то пошла к первому! Живо собирайся! И одевайся теплее, мороз на улице! Почки отморозишь, кто лечить будет?

Леша оставлял тарелку с блинами, нехотя умывался, натягивал джинсы, байку, застегивал куртку, а мама ходила и напоминала каждую минуту:

— И не забудь купить отцу газету по дороге домой. Слышишь?

— Ага, — отвечал Леша, на ходу зашнуровывая ботинки и уворачиваясь от маминой заботы. Шапку надень, шарф завяжи. Только дверь с оглушающим лязгом захлопывалась, он назло снимал перчатки и меховую шапку, засовывал их в ящик из-под картошки и с важным видом совал в рот сигарету. Один раз мама не вовремя вышла в коридор отдать пакет с макулатурой — сотнями проштудированных папой статей, и выбила рулоном сигарету из зубов. Так вот. Пагубная привычка забылась, а обида на маму — нет.

Сладость мнимого могущества заволокло горечью бессилия. Леша опустился на колени и уткнулся в шкаф. Чье пальто займет его вешалку? Чьи вещи лягут на полку? Кто проснется в его кровати однажды? Когда он попадет в рабство маминых укоров. Он знает… Свобода — пустой звук. Пшик. Мираж.

Что дальше?

Отфутболят в престижных гимназиях, потому что туда не оформят с тройками и без согласия родителей, и он примется оббивать пороги районных школ, куда, разумеется, примут за милу душеньку и усадят в классы, под завязку набитые местными дарованиями.

Он не умел выживать среди чужих.

С раннего детства ограждали от невзгод. О сотрясениях внешнего мира слышал от дикторов. На экране бегали, стреляли, ездили. Из кузовов свешивались обмякшие кисти, где-то там под облаками огня разгорались войны, и все это виделось красочной фантасмагорией — с 13 марта во всех кинотеатрах страны.

Леша аморфно валялся на кровати Антона. В довольно грязных кедах.

И изредка шевелил ногой, чтобы не затекала.

На дворе вечерело. Сумерки застилали небосвод, проклевывались редкие алмазные звездочки. Леша зажег настольную лампу, перекатился на кровати и сказал синим обоям:

— Вы довольно мерзкие, ребята, но мне будет вас не хватать. Пора мне, может когда и свидимся…

Часы неприятно сдавливали запястье, напоминали о времени. Он снял их, отложил на тумбочку и встряхнул подушку Антона. Вот тебе работенка на вечер, чистюля.

— Ого, а это кто?

Он увидел фотографию хмурой девушки. Кто-то еще хранит печатные фото?! Да еще под подушкой?

Леша подумал и на всякий случай взял фотографию.

Потом взгромоздил баул за спину и вышел из номера. В ту же секунду с диванчика окликнул застенчивый девичий голосок. Настя. Ее уши пылали, как факелы.

— Ты…ты сбегаешь?

— А что поделать? Мать взяла билеты на утро, быстро долетит. Хочу смыться до завтра.

— Ясно… — Настя теребила волосы и кусала губы. — А я?

— А тебя не исключали из школы. — Леша водрузил сумку на диван и присел около Насти. — Ты не портишь статистику мещанскими замашками.

— Все, взявшие меч — от меча и погибнут…

— Сама придумала?

— Нет, — ответила Настя с кроткой усмешкой. — Услышала от Олеси.

— Я не знаю. Я не умею по-другому. Когда матери взбредало, что я что-то натворил — она бралась за ремень.

— И что, это работало?

— Сначала да, потом я стал сильнее и смог дать отпор.

Настя хотела посочувствовать, но вспомнила, как Лешу задевают утешения и предпочла прежнюю тему:

— Куда подашься?

— Перекантуюсь у знакомых… Бывший одноклассник живет в Москве, — сказал парень, нарочно опустив подробности — с переездом контакты потерялись. Ни адреса, ни номера, ни фамилии. Как же его… Зорин? Зотов? Или Золов?

— А как же Олеся?

— Заскочу в деревню, порасспрашиваю местных и тронусь в путь-дорогу.

Настя рывком расстегнула ветровку, вынула из потайного кармана телефон и положила на саквояж.

— Возьми.