Лагерь

— Мечтайте, — хмыкнул Антон. По парковке как раз хромал к своей машине Герберт Карлович. Антон послал воздушный поцелуй. Автомобиль тронулся, миновал будку охранника и покатил в Москву. Еще провожая отца, Антон распорядился остатками наследства. Апартаменты в центре столицы сбыть легко. Риэлторы и агенты подерутся за лакомый кусочек. В его компетенции передать права на нефтяные компании совладельцам. За кругленькую сумму, конечно. И жить припеваючи где-нибудь за просторами Атлантического. Скажем, в Канаде… А может, податься в теплые края и выбрать Южную Америку?

— Эй, Келлер, — проорал Андрей Викторович и указал на черный БМВ, проходящий проверку у поста охраны.

— Зачем Герберт Карлович вернулся? — изумилась Яна. Антона мучил тот же вопрос. С подножки автомобиля спрыгнул лохматый шатен средних лет, облаченный в костюм. Наряд недурный, но не дотягивающий до уровня дяди Герберта. Складки на брюках вялые, не то, что у Герберта Карловича — порезаться немудрено. Пиджак болтается, как на огородном чучеле. Ботинки не гармонируют с основной цветовой составляющей. В целом славный, но навести марафет и причесаться не помешает.

— Отец уволил Геннадия? — озадаченно спросил Антон. Шофер служил семье Келлеров пятнадцать лет. Преданно и исправно.

Шатен с прытью рысака очутился у трибун, завернул за колонны сидений и застыл, как вкопанный. Подергал кожаный кейс за тугую собачку, молния расстегнулась — из сумки посыпались распечатанные договора, контракты, записная книжка, органайзер, ключи. Шлепнулась к пыльным туфлям визитница и выпал футляр с очками. Антон подобрал футляр и протянул бизнесмену. Едва не выколов дужкой глаз, русоволосый нацепил окуляры. От увиденного лохмы вздыбились, как у кошки на загривке.

— Что это за хмырь? — краем рта спросил физрук, подтягиваясь к Антону.

— Я его где-то видел, — неуверенно сказал Антон. Андрей Викторович отобрал у ученика кожаную визитницу с выгравированными знаками ПМ и присвистнул:

— Фу ты, ну ты. Гляньте-ка, кого занесло переменными ветрами.

— Что там?

— Чудак не так-то прост. Представитель московского филиала нефтяной компании «Октава» …

— Чего-чего? — очнулся Антон. — Как «Октава»?

— Плохие ассоциации, Келлер?

Где же он видел этого нескладного очкарика? Взвинченные вихры и очки хамелеоны… На работе у папы? Вероятно. Юридически отец — владелец Октавы, но по здоровью бразды правления временно переданы заму. Этому, что ли? Разочаровал, отец, разочаровал…Антон пролистал визитницу. В редеющих рядах заполненных кармашков белели прямоугольники, оформленные в классическом стиле. Стандартный, без прикрас, шрифт гласит о том, что визитная карточка — собственность представителя московского филиала открытого акционерного общества «Октава». Андрей Викторович не соврал…Птица высокого полета. В помятом оперении. Представитель головного офиса ОАО «Октава» Давыдов Павел Андреевич.

Антон захлопнул визитницу и сунул ее за пазуху. Черт, черт, черт! Герберт Карлович поручил бразды правления отцу Матвея? Господи, да его папашка — размазня хлеще сыночка! Его сожрут конкуренты-шакалы. Выманят акции. Раздербанят предприятие на кирпичики и погребят в завалах руин!

Бочком Антон протиснулся к бизнесмену. Того обуревали разительные метаморфозы. Он пучил глаза, как рыба, подцепленная крючком и шлепал губами, словно из воздушного аквариума выкачали весь кислород. Затем к лицу приклеилась обездвиженная маска, сменившаяся позже мордочкой тойтерьера, которому хорошенько наподдали под зад.

— Яна? — выдохнул очкарик, того и гляди — грохнется в обморок. Яна сняла капюшон, падающий на лоб. Поправила рыжую косичку. И с сокрушительной безнадежностью, как осужденный, наделенный правом последнего слова, выдала:

— Паша.

Глава 16 Хлопоты

Леша утрамбовал вещи, неряшливо скомканные в дорожной сумке и напоследок отворил створки шкафа. Не забыл ли чего? В коробе, пропитавшемся смесью всевозможных запахов: гуталина, строительных опилок, табака и одеколона, ожидали зимнего сезона пижонское пальто да изношенная куртка. Что ж, подумалось Леше, более никто не воспрепятствует хобби Антона. Не перепутает вешалки, не перекосит плечики, не свалит грязное белье поверх стиранного и не опрокинет ботинки. Возрадуйся, Антон. Твой враг номер один отбывает в места не столь отдаленные. На домашнюю каторгу. Анна Васильевна достучалась — таки до матери и убедила ее, нет, не устроить сыну встрепку, не выдрать его, как сидорову козу, не лишить карманных расходов и даже не посадить под домашний арест. Хуже. Анна Васильевна применила куда более эффективный и нещадный метод воздействия. Она внушила матери предоставить сыну полнейшую свободу.

Поначалу Леша чуть не лопнул от счастья. Вот уж где отмазался, так отмазался! Свобода! Никакой головомойки! Никаких нравоучений! Не будет распеканий, охов и ахов на предмет: «Вырастили нахлебника!» или «В кого ты уродился?»

Леша вспомнил, как за завтраком папа уплетал овсянку и, разбавляя еду глотками в полкружки, читал свежую прессу. Частенько похмыкивал и с набитым ртом бормотал: