Лагерь

…Антон оставил старый ранец внутри деревянного короба, отложив поход в сумеречную зону и выдвинул верхний ящик в столе. На Антона нашло умиротворение. Идеально. Комплект офисных ручек — слева от тетрадей, степлер, скрепки, скобы — вверху, над стопкой тетрадок. Вот только клей куда-то запропастился. На момент дискомфорта от неправильной расстановки канцтоваров, Антон опустился под стол. Побуждение пропало так же быстро, как появилось. Антон встал, поднял записи, обнажил дно полки и бережно, как изымают новорожденного из колыбельки, извлек лист картона с диагональными надписями: Кодак.

С оборота, грузно, обременительно и безрадостно взирала девушка. Массивный подбородок выдается, нижняя губа, подведенная красным карандашом придает тяжести нижней челюсти, отчего кажется, что девушка вот-вот раскроет рот и выдаст брань. Антон поцеловал глянцевый лоб и погладил девушку по каштановой шевелюре. Как бы карточка смотрелась на стене? Вот здесь… Над его кроватью. Или в рамке, на прикроватной тумбе. В позолоченной оправе. Или у монитора. На всеобщем обозрении. Нет. Это рискованно, безумно и чревато печальными последствиями.

— Ты же не хочешь, чтобы нас рассекретили, Марго? — сказал Антон, обращаясь к немой наблюдательнице. — Я тоже не хочу, Марго. Мы увидимся раньше, чем ты думаешь. А всё потому, что наша бедная овечка не самая худшая нянька. Не зря она стала учительницей. А ты глумилась, Марго. Доверяй братику. Братик не подставит.

На галлюцинаторный миг девушка опустила подбородок. Далее глянец запечатал новое положение тела — сутулые плечи и сгорбленная шея, как бюст древнегреческого мыслителя. Антон проморгался. Но… Это против законов природы и законов науки. Вопреки теориям и аксиомам. Вопреки здравому смыслу.

— Марго, ты меня слышишь? — спросил он, охваченный трепетом и холодом: наполовину от сквозняка, гуляющего по комнате, наполовину от зловещих предчувствий. Девушка не подала признаков жизни. Он вздохнул, облегченно и расслабленно — что от недосыпа не привидится! — и положил снимок под подушку. Там Марго в безопасности. Действие произошло удивительно вовремя. Небрежный топот и неуклюжие попытки раздеться в предбаннике. Антон поставил подушку корабликом и вышел в прихожую. У вешалки светил фингалом Леша.

— Что-то ты шибко радостный, Келлер, — источая яд, сказал Леша. — Порнушкой баловался? А как же твоя нынешняя пассия? Кстати, о птичках: тот факт, что ты ухлестываешь за Яной Борисовной, не дает тебе права бить честным людям морды. Готовься. Вожатая дозвонилась до твоего приемного папаши. Вот уж не знал, что ты приемыш.

Леша попрыгал на одной ноге, запустил кроссовком в открытую дверцу гардероба и нелюбезно закончил:

— Всегда подозревал, что твое прошлое — предмет для раскопок. Готовься, Келлер.

Антон задушил конфликт в зародыше. Измена Яны задела глубже, чем разыгравшееся эго Леши. Если бы он мог явить истинную личину и расправиться с заносчивым болтуном, он давно бы совершил злодеяние и пришил бы Лешу в темном углу. Антон хранил беспристрастность из корыстных соображений, просчитывая ходы и мысленно обводя дату побега в календаре. Дни просиживания штанов за партой, ходьбы на утренние переклички и бега гуськом за одноклассниками, чьи потные спортивные костюмы снились ему в кошмарах, короче говоря, дни ада наяву, убывали. С появлением школьной кутерьмы, сетки факультативов, затягивающихся порой до семи, а то и восьми вечера, а также монблана домашних заданий повинность лицедействовать прилипла и загрубела, как короста. Он так привык затворяться, что с будоражащей тревогой думал о дне, когда спектакль завершится, и он сбросит коросту и станет самим собой. Он забыл, каково это — быть самим собой и задавался вопросом: Кто я?

Отрада отца, преданный брат или, напротив, злостный лжец, шантажирующий Яну ее покорностью? И всё же, Яна сама хороша. Яна изменила. Пора было подсказать ей курс течения. Течения, которое Антон, пикнув, мог направить в океан отцовского гнева и сделать так, чтобы Яна утонула в этом океане.

Настроение Антона улучшилось. Он покинул прихожую и поднялся на вожатский этаж. Там по переходу, застланному ковролином, до ненатурально блестящих медово-желтых цифр, отметивших все номера педагогического состава.

Неожиданно дверь отдалилась. Цифры переместились в бок. Позолоченные

вызывающе заманивали в покои, окутанные интимной полутьмой. Антон замешкался на входе и перестроился в режим субординации.

— Яна Борисовна, вы хотели меня видеть?

— Келлер, что за выкрутасы? — громыхнуло под потолком. Как ведьма на помеле, на Антона летела Наталья Петровна, с угрожающе злорадной физиономией, значившей одно: она покажет ученику, где раки зимуют. Антон оскалился, как Чеширский Кот. — Хиханьки на уме! Кто дал тебе право калечить людей?

— Наталья Петровна, не надумайте зазорного, — елейно пропел Антон. — Я как раз искал Яну Борисовну, чтобы обсудить инцидент. Мы, вероятно, разминулись. Ха-ха. Вот так оказия!

— Не втягивай Яну Борисовну в свои авантюры, не хватало ей мороки с драками.