С лестницы сбежали Курочкин и тройка филеров. Афанасий казался спокойным, но это было обманчиво. Старший филер кипел желанием взять реванш.
Победить привычку жильцов и прохожих Матвей не смог, как ни бился. Уж чего дворник ни испробовал: и просил, и ругался, и гонял метлой, и владельцу дома жаловался, ничего не помогало. Каждую зиму рядом с дворовым ретирадником нарастала ледяная горка откровенно желтого цвета. Ретирадник[41] на весь дом один, квартир множество, на морозе не стерпеть, вот и облегчались господа без совести и приличий поблизости в уголке. Горка нарастала такая, что можно кататься. Тут уж хозяин принимался пенять Матвею, что содержит дворовое хозяйство в непотребном цвете. Хоть и сам порой добавлял в горку красок. Совесть не мешала безобразничать.
Сегодня с утра пораньше Матвей вышел во двор. Вчерашнее веселье обернулось трезвой тоской. Снегу было по колено, а проклятущая горка наросла золотистыми скатами. Хозяин заметит, выволочку устроит.
Вытащив из дворницкой здоровенный лом, каким телегу поднять, Матвей примерился и с размаху вдарил по горке. Ледяная корка треснула, лом ушел в глубину. Он дернул, потом еще разок. Лом не давался, скользил в рукавицах, торчал черной занозой. Матвей рассердился, пнул его валенком. Придется расшатывать, иначе не вытянуть. Он взялся за верхушку лома и тут заметил, что из арки подворотни манят его. Господина, что махал ему, дворник признал. Явился не один, с ним четверо одинаковых и такой высокий барин, что фонари без лестницы зажигать может. Да еще желтый саквояж при нем.
Бросив лом, Матвей поспешил в арку. Поклонился, шапку сняв.
– С праздником, ваше благородие.
В спешке Ванзаров не забыл священное правило праздничного дарения. В кармане как раз нашелся бумажный рубль. Дворник принял и просиял. Вот это славно, не то что желтый лед чистить. И готов был служить.
Добрый барин спросил про жильца. Матвей смекнул: что-то часто стали им интересоваться. Но ничего не скрыл: живет в 37-й квартире, мирный, почтенный, вежливый. Платит аккуратно, хоть из поляков, не иначе. Вчера только прибыл и почти сразу отправился куда-то. Заявился сегодня, с час назад. Более не отлучался. А вот чемодана при нем не было. Это дворник точно помнил.
Ванзаров спросил, куда выходят окна его квартиры. Оказалось, на Рождественскую улицу. Выход из нее во двор, черной лестницы не имеется. Дворнику было приказано запереть ворота с калиткой. Курочкин рвался вперед, но пыл старшего филера был остановлен. Ванзаров приказал оставить одного филера в арке. Дал приказ: если Почтовый сумеет вырваться, стрелять по ногам или в плечо. В самом крайнем случае. Подниматься по лестнице бесшумно, цепочкой. Лебедев остается в тылу, то есть идет последним. Аполлон Григорьевич был строг и послушен.
Двор пересекли, прижимаясь к стене дома. Лестница каменная, скрипеть не посмела. Ванзаров ступал на изгиб ступеньки. Филеров не надо было учить передвигаться тихо. На площадке четвертого этажа Курочкин и двое филеров заняли позиции у соседних квартир. Лебедев предпочел не мешать, остался на ступеньках ниже.
Ванзаров приложил ухо к замочной скважине. В квартире было тихо. Он чуть-чуть дернул дверную ручку, створка поддалась без усилий. Ванзаров дал знак. Курочкин нежно взялся за ручку и дернул. Ванзаров заскочил в квартиру. Прихожей не было, сразу оказалась гостиная. На столе виднелся большой кожаный саквояж. Ванзаров метнулся в боковую комнату, которая оказалась тесной спальней с металлической кроватью и платяным шкафом. Подушки были смяты, одеяло откинуто, но постельное белье холодное. Жилец отсутствовал. В шкафу или под кроватью не прятался.
Лицо Курочкина молча стенало: «Упустили!» Ванзаров огляделся. Около двери была прибита вешалка. На крючке свисало теплое пальто, на полке лежали кепи и шапка-ушанка. Ванзаров шепотом отдал приказ. Курочкин жестами переставил филеров вплотную к двери 38-й квартиры, сам встал впереди. Ванзаров прижался плечом к дверной створке, которая не открывалась, кивнул.
Курочкин изобразил вежливый стук, не такой, каким полиция радует своим появлением.
– Кто-то ещьчь? – раздался голос Марыси, приглушенный дверным полотном.
– Пани Бжезинская, прощения просим, хозяин плату требует за месяц…
Из квартиры раздались неясные звуки.
– Но то так… Добре… Не могем зараз… После…
– Прощения просим, невозможно-с… Сердится больно, говорит, коли не заплатите часть, пошлет Матвея за околоточным, выселять будет…
Послышался неясный спор, который быстро затих, затем торопливые шаги. Замок щелкнул. Не дожидаясь, когда дверь откроется, Курочкин дернул так, что петли завизжали.
В проем ринулся Ванзаров. Подхватив Марысю будто невесомую, закинул за себя, зная, что Курочкин не позволит женщине упасть, устремился к цели.