А Ванзаров попал в объятия, какими медведь сжимает охотника, у которого кончились патроны. Лебедев так расчувствовался, что чуть не облобызал спасенного. Еле сдержался.
– Простите, друг мой, – сказал он, разжав стальные тиски и выпуская на свободу, – наш Зволянский ведет бурную светскую жизнь, бегал за ним по всему городу. Поймал только утром… Ну, я рад, что все кончилось, идем в «Вену», там завтраки недурные.
– Благодарю, Аполлон Григорьевич, ценю вашу помощь безмерно, – ответил Ванзаров. – Ничего не кончилось. В «Вену» мы не идем.
С досады Лебедев шлепнул себя по боку.
– Ну что за человек! Только спас от тюрьмы да от сумы, а ему все не впрок! Ну и куда прикажите?
– В «Англию». Поторопимся…
– Ну что ты будешь делать, – Аполлон Григорьевич удобнее подхватил походный саквояж. – Там тоже приличный ресторан. Ведите, неугомонный вы наш…
– Вы упоминали единственного друга доктора Котта, – на ходу продолжил Ванзаров. – Кто такой?
– Ерунда, некий Чухонцев, как мне сказали сведущие люди. Они же меня заверили, а их слову я верю как своему, что Чухонцев этот даст сто очков приятелю.
– Что такое?
– Настолько заболел идеей телепатии, что сам очутился на больничной койке, бедолага.
– Вы же говорили, что Чухонцев занимался ясновидением?
– Да какая разница! – воскликнул великий криминалист с высоты научного величия. – Вам он зачем сдался?
– Ничего о нем не знаем.
– И знать нечего, – уверил Лебедев. – Мне другое любопытно: Зволянский приказал вам использовать аппарат ясновидения для поисков Самбора?
– Начальный приказ получил от князя Оболенского.
– И вы послушно отправились к доктору. А меня подождать не могли! – в голосе Аполлона Григорьевича мелькнула обида.
– Вы были заняты куда более важным делом: проявляли фотографии, – ответил Ванзаров.
– Ну и каков результат ясновидения?
– Кто увел Самбора, доктор не увидел. Зато уловил разгром зеркальной лавки прошлой ночью.
– Ох уж эти свободные эманации, – сказал Лебедев и добавил, куда им следовало отправиться.
Они шли быстрым шагом.
Показалась Исаакиевская площадь. Пустая, как положено утром второго выходного дня.
Курочкин давно забыл, что такое праздники и выходные. Служба отнимала у старшего филера все силы и время. У него не было семьи, невесты и даже сердечной привязанности. Раза два он намеревался сделать предложение, но служба приревновала. Не позволила прибыть в дом невесты с цветами и колечком. Быть может, Афанасий сам не заметил, как втайне женился на службе. Будучи честным человеком, не мог изменить своей избраннице.
Он прибыл в «Англию» много раньше того, когда сменялись филерские посты. Курочкин не должен был вставать засветло. Обязанность отдежуривших филеров – прибыть в отряд отдать ему рапорт. За ночь не поступило экстренных донесений, а значит, доклад становился формальностью. Однако Курочкин счел своим долгом проверить лично.
У парадных дверей топталась смена из трех филеров. Заменить Еремина было некем. Курочкин поздоровался и вошел. В холле пусто, что не странно, а невероятно. Представить, что Еремин, опытный филер, прилег соснуть, оставив пост, невозможно. Оставалось последнее разумное объяснение. Афанасий заглянул в ресторан.
В зале виднелся один штатский господин слегка потрепанного вида и господин в кафтане полицмейстера с погонами полковника и ежиком седых волос. Оба мучили ранний завтрак, не походили на филера или его мать, какую в сердцах помянул Курочкин. Он побежал на второй этаж. Догадавшись, что дело неладно, сменщики, помалкивая, следовали за старшим.
Дверь двести второго номера была закрыта. Как и двести пятого. Не постучав, Курочкин рванул дверную ручку. В номере горел свет. При его появлении филеры ночной смены встали. Как и Еремин. Они походили на виноватых детишек. До чувств филеров Курочкину не было никакого дела. То, что он увидел, оказалось столь дико, что не вмещалось в его сознание. Как дурной сон.
– Это что такое? – проговорил он.
Ему кратко и точно объяснили. Возник новый вопрос: что с этим делать? Афанасий виртуозно владел искусством слежки, наблюдения, сбора фактов. Мог сутками вести объект без устали и физических потребностей. Не говоря уже о способности быть невидимым. Нестандартная ситуация привела его в замешательство. Он не понимал, что теперь делать. Похожего случая в наставлении о филерской службе не имелось. А ему надо было отдавать приказы.
Курочкин успел подумать: «Как же это Ванзарову объяснить? Да и какие тут могут быть оправдания». Только подумал, как за спиной раздался тихий шорох. Он оглянулся. На пороге стоял чиновник сыска. Да не один, а с Лебедевым. Афанасию пришла на ум присказка его деревенской бабки, которая говаривала, кого поминать не следует. Толку в народной мудрости не было никакого. Он беспомощно развел руками.
– Родион Георгиевич… Вот…