Лабиринт Химеры

Со слов Кунцевича было известно, что Ванзаров ночь проспал в приемном отделении, а поутру был вызван в Павловск, да еще и денег одолжил. Зачем вызвали, решительно неизвестно: никаких происшествий в мелком городке по сводкам не проходило. А вчера прибежал городовой, передал ключи и потребовал опечатать квартиру какой-то балерины. Странно, что Михаил Фролович смотрел на все эти фокусы с печальной покорностью. Будто смирился с неизбежным. В головах чиновников немедленно созрела догадка: уж не готовят ли Ванзарова на место начальника? Так он чином еще не вышел. Впрочем, вслух подобные мысли никто не высказывал. Но понимающие взгляды так и сверкали. Скрытые намеки будоражили воображение, но вопрос оставался: чем же таким секретным занят Ванзаров последние сутки? Этого не знал и сам Чулицкий.

Что происходит в головах коллег, Ванзаров представлял без помощи психологики. Появившись в Управлении, он поздоровался с каждым, долго тряс руки и говорил, как соскучился, а вдобавок выражал глубочайшую благодарность, что приготовили его рабочий стол. Отдав долг вежливости, он попросил вызвать старшего филера Курочкина, а сам заглянул в кабинет начальника сыска.

Михаил Фролович встретил его сердечно. Человек он был простой, добродушный и немного фаталист: карьера его неизбежно приближалась к почетной отставке, а мешать преемнику или строить против него козни считал занятием глупейшим. Тем более что мастерство Ванзарова он ценил высоко.

Чулицкий предложил садиться. Но времени для душевного разговора у Ванзарова не было.

— Должен перед вами извиниться, Михаил Фролович, — сразу начал он.

— Да за что же, Родион Георгиевич?

— Еще третьего дня у меня и в мыслях не было, что вернусь на службу. Все произошло внезапно и без всякого участия с моей стороны.

— Понимаю, у нас такое бывает, когда сильно припрет…

— А еще прошу прощения, что невольно вынужден держать вас в неведении о проводимом расследовании. Это не моя прихоть.

— Не стоит беспокоиться о таких пустяках, дорогой мой, — Чулицкий выражал искреннее благодушие. — Игры высших сфер меня мало трогают. Всегда держался от них подальше. Зная вашу порядочность, которую отставка не испортила, уверен в этом, понимаю, что вы такой же невольник, как и все мы. Имею честь сообщить, что вам назначено содержание по высшему разряду: тысяча восемьсот рублей в год. У меня у самого две двести… Квартиру новую, если пожелаете, найдем. И вот вам символ возвращения в родные стены…

Чулицкий протянул зеленую книжечку Министерства внутренних дел. Ванзаров принял ее с некоторым трепетом, которого от себя не ожидал.

— Благодарю вас, — сказал он.

— Не благодарите. У меня корыстный интерес: чем скорее вы покончите с этой ерундой, тем скорее возьметесь за наши дела. У нас, как всегда, полные короба!

— Постараюсь, как смогу…

— Лучше скажите, чем можем помочь. Если наша скромная помощь вам сгодится.

— Совсем немного: установите за квартирой балерины Вольцевой круглосуточное наблюдение. До окончания розыска.

— Будет сделано.

— Чрезвычайно важно: никому не позволяйте проникнуть в эту квартиру. Какими бы карами вам ни грозили.

Чулицкий понимающе кивнул.

— О, это не впервой… Отобьемся.

— Очень прошу вас сразу дать мне знать, если кто-то захочет проникнуть в нее или просто будет наводить справки, по какой причине полиция эту квартиру опечатала. С домовладельцем сами знаете, как поступить.

Ванзаров получил заверения, что все, зависящее от сыскной полиции, будет сделано. И что он может рассчитывать на своих коллег, как на себя.

— Бегите, бегите, дорогой мой, — сказал Чулицкий, вставая и подавая ему руку. — Вижу, как вам не терпится. Время у вас дорого, а со мной, стариком, еще наболтаетесь потом…

Когда дверь за ним закрылась, Михаил Фролович с грустью подумал, что настоящий сыщик и должен быть таким: молодым хищником, идущим по кровавому следу. У него таких сил и, главное, желания не осталось. Время берет свое, все правильно. Будет на кого оставить сыск…

Спустившись в участок, Ванзаров не заметил высокую худощавую фигуру, примостившуюся на лавке. Что было не удивительно: старший филер отряда филеров Департамента полиции Афанасий Курочкин обладал уникальной способностью. При немалом росте он каким-то невероятным образом умудрялся быть буквально невидимым. Как это ему удавалось, оставалось загадкой. Сам Афанасий объяснил это «методикой слепого поля»: дескать, стоит только попасть в сектор, который глаз физически не видит, как исчезаешь из поля зрения. На словах было все просто, но проделывать этот фокус умел только Афанасий. Наверняка набрался приемов колдовства от своей деревенской бабки.

Курочкин возник перед Ванзаровым, как обычно, из пустоты и выразил радость по случаю его возвращения, а также заявил, что готов немедленно браться за любое дело.

— Необходимо провести один объект, — сказал Ванзаров. — Тщательно и аккуратно, как всегда.

Курочкин и бровью не повел: дескать, и говорить не о чем!

— Объект уже ведут ваши коллеги из политической полиции.

И это не стало неожиданностью: довольно часто интересы сыска и хранителей устоев пересекались.