Лабиринт Химеры

— Случайная встреча всегда самая приятная! — ответил он любезно. — Раз уж так мы столкнулись нос к носу, позвольте помучить вас и порасспрашивать о театральных новостях.

Лисовский был далеко не глуп и помнил, что господин полицейский, несмотря на простоватый вид, умеет хитрить не хуже отъявленного лиса, но вопрос казался исключительно безобидным.

— Какие же новости вас интересуют? Их так много, — сказал он.

— Ну вот, к примеру: что вчера случилось в Мариинском?

— А что там случилось? — удивился Лисовский. — Я был в театре, обычный спектакль.

— Ну как же, а разве скандал с примой…

— С примой? — опять переспросил Лисовский, не понимая, куда клонит полицейский.

— Конечно, насколько я слышал, госпожа Вольцева была объявлена в афише, но по какой-то причине ее заменили!

— Ах, это… — в интонации критика прозвучала вся брезгливость, на какую он был способен. — Какая она прима, что вы… Таких прим полные кулисы.

— Какая жалость, она мне нравилась, — сказал Ванзаров, старательно нагоняя печаль. — А что с ней случилось?

— Что и должно было! Неделю назад на репетиции по собственному упрямству она получила травму стопы. Николай Густавович[5] сказал, что снимает ее с премьеры. Она заупрямилась, дала слово, что к спектаклю будет готова. Ну, вот и результат: не смогла выйти на сцену. И поделом ей!

— За что же такая строгость к милой и невинной барышне?

— Милой? Невинной? — Лисовский был искренно возмущен. — Только вам скажу: дрянь отменная. Гадина, мерзавка и редкая сволочь! Да-да, не удивляйтесь слышать от меня такое. Я бы и больше сказал, да совестно… Способностей — ноль, только на связях пробивалась. Но связи связями, а если нет таланта, ничего не поможет.

— Вы мне просто глаза открыли, — сокрушенно сказал Ванзаров. — Как обманчива сцена. Разбили вдребезги мой кумир.

— Мне очень жаль, что нанес вам такой удар, но поверьте, Родион Георгиевич, выкиньте ее из сердца. Вольцева не заслуживает и сцену подметать.

— Да что же за преступления она совершила? Не могу поверить!

— Ну, вот вам, пожалуйста. Эта дрянь решила, что педагог Душинцев слишком к ней строг, видите ли, требует от нее слишком многого. Так она устроила интригу — и талантливого человека заставили уйти в отставку! Можете себе представить? Педагог, который вырастил плеяду балерин!

— Надеюсь, он не того… — Ванзаров выразительно провел пальцем по шее.

На него отчаянно замахали ладошками.

— Что вы! Бедняга уехал в Павловск и живет там, никого не желая видеть.

— Какой ужас! Когда это случилось?

— Года два назад, кажется…

— Только подумайте!

— И это еще что! — Лисовский оглянулся и приблизился к уху Ванзарова, обдав сильным цветочным запахом. — Она отбила у одной приятной дамы некое лицо, которое я не могу назвать вслух…

— Неужели? — поразился Ванзаров. — Значит, в чем-то талант есть. Только не говорите мне, кто это лицо, и знать не хочу!

— Разумеется! — Лисовский был благодарен за такую щепетильность, хотя ему так и хотелось выболтать все. — Бедная дама, которая осталась без покровителя!

— Тоже из балета?

— Нет, кажется, из оперной труппы, некая Мамаева…

— И эта бедняжка бросила сцену и тоже скрылась в Павловске?

— Не говорите! Такая трагедия! И все из-за какой-то мелкой пиявки! — Лисовский искренне переживал за разбитое сердце любовницы влиятельного лица.

Ванзаров казался опечаленным.

— Вы рассказали действительно любопытные новости… Благодарю вас.

Критик расцвел. А пах он и без того чудесно.

— Ну что вы, Родион Георгиевич, какие пустяки! Обращайтесь всегда, когда будет угодно.

— Возможно, обращусь, — пообещал Ванзаров, раскланиваясь и мгновенно исчезая в толпе, не хуже призрака балета.

Только теперь Лисовский подумал, что случайная встреча, быть может, была не такой уж случайной. Что-то этому хитрецу от него было надо. Только вот что? Не сплетни же о мелкой танцовщице?

Филер, который рассеянно следил за болтающими господами, вдруг обнаружил, что объект наблюдения исчез. Исчез совсем. Буквально секунда — и нету. Растаял. Филер бросился на поиски. Но старания его ни к чему не привели.

Объект был потерян окончательно.

28. Доводы рассудка

Леонид Александрович Ратаев только успел закончить с утренними сводками и докладами, когда дежурный секретарь доложил, что к нему просится на доклад чиновник сыскной полиции Ванзаров. Появление этого господина в планы Ратаева не входило. Но, с другой стороны, срочность появления требовала выяснить причину. По всякой ерунде не явится, умен и не желает выслужиться. Странно было, что филеры не предупредили о том, что Ванзаров направляется к нему.

Ратаев быстро убрал особо важный доклад, чтобы острый глаз случайно его не приметил, и разрешил впустить.

Ванзаров вошел излишне стремительно для вежливого чиновника, вид его указывал на бег или быстрый шаг: пальто распахнуто, галстук сдвинут.

— Прошу простить неурочный визит, — сказал Ванзаров, пряча шляпу за спиной. — Обстоятельства вынуждают.

Ратаев сказал, что всегда рад его видеть, вышел из-за стола, предложил садиться, где будет угодно. Ванзаров продолжил стоять.

— Я только что из Павловска, — сказал он.