— Что случилось, Родион Георгиевич?
Вопрос для Ратаева был неприятен: наблюдение не сообщало о новых происшествиях. Что было крайне дурным знаком: его люди запаздывали или не справлялись.
— В больнице, где находится тело Вольцевой, сегодня ночью случился пожар.
— Кто погиб? — спросил Ратаев сдержанно.
— К счастью, новых жертв нет.
— Безусловно, печально, но почему вас так это обеспокоило? Вольцевой от пожара хуже не будет. От такого никто не застрахован, провинция, разгильдяйство…
— Это был намеренный поджог, — сказал Ванзаров. — Кто-то бросил факел в окно мертвецкой.
— Бросавшего задержали?
— Все происходило глубокой ночью. Его видел брандмейстер, который побежал поднимать по тревоге пожарную команду.
— Опознать не смог?
Ванзаров кивнул.
— Родион Георгиевич, а что вас так встревожило-то? — спросил Ратаев, понимая, что выглядит он довольно беспомощно.
— Только логика поступков, — последовал ответ. — Если убийца отпустил Вольцеву, то рассчитывал, что она ничего и никому не расскажет. Так и произошло. Но затем понадобилось уничтожать труп…
— И в чем тут логика?
— Такое мог совершить или человек неопытный, который не знает, как трудно огню уничтожить мертвое человеческое тело. Или тот, кому срочно надо было скрыть улики, которые мы с Лебедевым прозевали. Этот кто-то уверен, что рано или поздно мы их найдем. И немного поспешил. Вмешалась чистая случайность и бдительность брандмейстера. Второй вариант мне кажется предпочтительным, потому что осмысленным. А если так, я вынужден отказаться от проведения дальнейшего следствия.
Мало кто мог позволить так говорить с Ратаевым. Как ни странно, дерзость и бесстрашие были качествами, которые Леонид Александрович особо ценил в подчиненных потому, что встречал их крайне редко.
Сейчас же ему был брошен вызов.
Чтобы собраться с мыслями, Ратаев встал и неторопливо прогулялся по кабинету, повернувшись к наглецу спиной. Наконец он поборол клокотавшее бешенство.
— Господин Ванзаров, — сказал он исключительно спокойно, — ваша прямота делает вам честь. Однако хочу предупредить: подобную выходку я прощу вам первый и последний раз. Из уважения к вашему таланту. Любой другой на вашем месте уже катился бы по парадной лестнице и в двадцать четыре часа был вышиблен коленом под зад из столицы. Вас этим не напугаешь. А потому отвечу вам как равному. Если бы я по какой-то причине устроил это убийство, втравил вас, чтобы сделать козлом отпущения, а потом, испугавшись вашего умения, решил замести следы, то даю вам слово: даже мои не самые умные сотрудники не совершили бы подобную глупость. Тело исчезло бы бесследно. Вы бы носом перерыли весь Павловск, но ничего не нашли. Устраивает моя прямота?
Ванзаров сдержанно поклонился.
— Благодарю, — сказал он. — Ваш аргумент убедителен. Тогда остается второй вариант.
— Какой?
— Известное вам лицо, пребывающее в Большом дворце Павловска, не имеет медицинского образования. Он мог не знать, что огонь…
— И думать не сметь, — сквозь зубы проговорил Ратаев. Что вышло совсем уж схоже с шипением удава, которому нужен лишь бросок, чтобы удушить жертву в объятиях.
— Слушаюсь, — ответил Ванзаров как ни в чем не бывало.
— Я могу быть чем-то еще полезен вам, Родион Георгиевич?
— Можете, — последовал бесцеремонный ответ. — Прошу вашего дозволения ознакомиться с надзорным делом Вольцевой Агнии Валерьяновны.
Беспримерная наглость иногда бывает убедительна. Ратаев улыбнулся и позвонил в колокольчик. Явившему секретарю было приказано доставить личное дело барышни Вольцевой. Ванзаров, как всегда сдержанно, выразил благодарность.
— Жду с докладом завтра в девять.
— Слушаюсь, — ответил Ванзаров.
И отправился в приемную листать секретную папку.
А Ратаев подумал, что вне зависимости от исхода дела, пожалуй, стоит заполучить в Особый отдел этого господина, ни в грош не ставящего начальство. Такие люди ох как нужны для борьбы со страшным зверем: химерой революции. Только согласится ли?
На этот счет Леонид Александрович испытывал некоторые сомнения.
29. В гнезде родном
Чиновники сыскной полиции, как и все смертные, страдали недугом любопытства. Правда, в чуть более острой форме, чем у прочих полицейских коллег. Что и понятно: по роду службы им то и дело приходится совать нос в чужие дела. Нынешнее событие раздражало любопытство, как запах жареного мяса — голодного путника. Все понимали, что происходит нечто необычное, но что именно — не знал даже начальник сыска Михаил Фролович Чулицкий, человек мягкий, склонный к фантазиям и литературным опытам.
Коллеги давно привыкли, что Ванзарову и раньше позволялось несколько больше других. Но все же есть предел. Чтобы чиновник вернулся из отставки буквально в одно мгновение и за прошедшие сутки даже не явился представиться своему начальнику — это совсем через край. Не то чтобы в сыске блюли неписаные чиновничьи правила, но и откровенные вольности не позволялись.