Лабиринт Химеры

Апреля, двадцать девятого, года одна тысяча семьсот третьего… Офицер Карл Ванзархофф.

Докладывая Вашему превосходительству об имевших место быть преступлениях, невозможных для человеческого разума, и особо для порядка, соблюдаемого в курфюршестве Саксонском, о которых Ваше превосходительство уже поставлено в известность своевременными рапортами, имею особо подчеркнуть следующее. Сама возможность происхождения того, чему стали невольными свидетелями ваши верноподданные граждане, еще раз наглядно свидетельствует о недостаточности и слабости полицейской власти. До сих пор никто из Ваших подданных не может ручаться, что целиком и полностью защищен от дальнейших подобных нарушений не только закона, но всех писаных и неписаных законов человеческого общества. А потому считаю своим долгом обратить особое внимание Вашего превосходительства на обстоятельства, кои могли выпасть из представленных докладов, не по злонамеренности, но из ложно понятого охранения Вашего спокойствия.

Означенные происшествия начались с того, что кожевенник Людвиг Йодль запоздно возвращался с супругой из гостей. Путь их лежал через переулок, не имеющий своего освещения. Добрый Йодль в темноте споткнулся и, если бы не верная рука супруги, непременно расшиб бы нос. Однако, когда он собирался хорошенько пнуть предмет, ставший причиной его конфуза, оказалось, что…

27. Беззаботная прогулка

Выйдя из Императорской библиотеки, Ванзаров направился к Невскому проспекту, не оглядываясь и не вертя головой, что было бы простительно испуганному новичку, но недопустимо для чиновника сыска, который неплохо осведомлен о методах филерского наблюдения. Потому он обычно и не пытается их переиграть, а действует от обратного: делает вид, что не замечает слежки, и ведет себя естественно. В нужный момент это принесет результат. Филеры, убежденные в своей невидимости, будут не так тщательно следить за каждым движением объекта — и вдруг обнаружат, что он исчез, буквально растворился у них на глазах. Фокус не так чтобы трудный. Всего лишь быстрое движение в сторону от зоны наблюдения.

Он перешел на солнечную сторону проспекта. Час был не обеденный, многочисленные государственные чиновники и служащие частных контор еще не оставили служебных мест, но меньше от этого народу не становилось. Невский во всякий час полон гуляющими. Особенно когда долгожданное солнышко пригревает промерзшие дома, тротуары и души горожан. Публика на Невском разноликая и разношерстная: от мастеровых до аристократов. Среди них мелькают барышни, которые сбросили зимние шубки, нарядившись в светлые весенние платья. Они, как солнечные зайчики, расцвечивают серую толпу искрами радости. Какой мужчина не обернется им вслед, не сдвинет залихватски шляпу, присвистнув восхищенно, выражая восторг красоте, когда она того заслуживает. Впрочем, не все взгляды принадлежали барышням.

Каждому жителю столицы были известно, что кусок Невского от Аничкова моста до Знаменской площади был негласным местом променада особого рода джентльменов, которых женская красота не интересовала вовсе. Господа эти, именуемые «тетками», прогуливались не столько чтоб себя показать или воздухом подышать. В толпе они высматривали юных солдатиков, студентов или молодых людей без особого чина, готовых заработать без особых усилий. Об этой традиции знали все, включая полицию, но относились к ней как забавной достопримечательности, безобидной шалости. И правда, господа «тетки» вели себя исключительно мирно, не создавая скандала, лишь долгими взглядами задавая юношам простой и понятный вопрос. Несколько оценивающих взглядов и улыбок Ванзаров намеренно не заметил. Роскошные усы умели притягивать не только дам. Чрезвычайно неторопливо он шел в сторону Знаменской площади, надеясь, что время подходящее.

Тот, кого Ванзаров высматривал, ожиданий не обманул. Он был замечен еще издалека. Хотя господин в модном легком пальто мило беседовал с каким-то юношей богемного вида, это не помешало Ванзарову встать как раз у него на пути. Он первым вежливо приподнял шляпу.

— Господин Лисовский, рад вас видеть!

Встреча для названного господина стала легкой неожиданностью. Нельзя сказать, что он испугался. Чего бояться знаменитому балетному критику. Влиятельных друзей у него в избытке. Однако чиновник полиции даже в скромной одежде все же остается чиновником полиции. Тем более когда здоровается первым. Лисовский ответил дружеской улыбкой и шепнул что-то спутнику, отпуская его. Критик прекрасно помнил, что господин этот обладает хорошими манерами, не то что прочие полицейские, и вообще когда-то повел себя порядочно, как настоящий джентльмен. Так что нельзя быть невежливым с ним.

— Боже мой, Родион Георгиевич! Вот уж не думал вас встретить! Как приятно! — и он протянул тонкую холеную ладонь, которая ничего тяжелее пера не привыкла держать.

Ванзаров пожал ее бережно, как фарфоровую.