Лабиринт

Сёдзо рассказал приятелю о «великой» финансовой реформе, проведенной неким казначеем клана Ато три-четыре поколения назад:

— Сей муж был страшным человеком. Он сократил до минимума все расходы. Он установил режим жесткой регламентации не только всей хозяйственной жизни клана, но и всего его быта, вплоть до цвета одежды. Например, самураям, годовой доход которых превышал пятьсот коку³⁶ риса, разрешалось носить черную одежду, от трехсот и до пятисот — темно-серую;. все остальные, включая пеших воинов и дворовых слуг, могли носить только коричневую одежду, а крестьяне и прочие простолюдины — только бледно-желтую. При этом ни Для старых, ни для молодых, ни для мужчин, ни для женщин никакого различия не делалось.

— Здорово! Ну что по сравнению с этим черные рубашки итальянских фашистов и коричневая униформа нацистов! Детская забава!—усмехнулся Кидзу.— Впрочем, грабить фашисты умеют не хуже, чем это делалось в давние времена. Дерут, мерзавцы, шкуру с живого и мертвого! — И на его лице с лоснящейся . темной кожей появилось дерзкое и вместе с тем гневное выражение, которое живо напомнило прежнего Кидзу. В глазах его засверкали злые огоньки. -

Поведение Кидзу с самого начала встречи вызывало у Канно смутную тревогу. Она не вылилась в осознанное недоверие к приятелю, но все же в душе Канно шевелились какие-то неясные подозрения. А сейчас он внутренне упрекал себя за это и готов был извиниться перед товарищем.

Небо внезапно стало хмуриться. Вскоре все вокруг затянула серая влажная пелена. Парк, дом, роща, дорога — все растворилось в туманной мгле. Пробудившийся после долгого дневного сна человек не смог бы сразу определить, то ли это еще день, то ли вечерние сумерки, то ли уже рассвет.

Туман становился все гуще, кругом уже ничего нельзя было различить. Казалось, вселенная возвращается к состоянию первозданного хаоса. Но вот сквозь непрерывно движущиеся седые толщи тумана внезапно, словно кто-то их разрезал взмахом ножа, то тут, то там проглянули верхушки лиственниц и красные пятна крыш, которые казались сейчас удивительно яркими, как бы только что выкрашенными.

Окруженные зыбкой мглой, Сёдзо и Кидзу медленно шли по дороге в город. Они уже вдосталь наговорились и оба умолкли. В этом, возможно, повинен был и туман.

Нечто невесомое, мягкое и нежное обволакивало их и проникало внутрь, наполняя сердца каким-то сладостным покоем и безотчетной грустью. Это «нечто» как бы становилось их общей телесной оболочкой, превращало их в одно существо и сливало с окружающей природой. Никогда еще они не испытывали такой близости и симпатии друг к другу, как сейчас.

Они решили закусить где-нибудь и направились в город, находившийся довольно далеко от дачного поселка. Дорога тянулась лесом, тонувшим в тумане, и пейзаж полон был сказочного очарования. Сзади то и дело раздавались звонки, и, чуть не задевая пешеходов, мимо проносились на велосипедах мальчики и девочки — дети иностранцев, живших здесь на даче. На мгновение из тумана светлым пятном выступали их золотоволосые головки и, мелькнув, тут же исчезали во мгле.

— Ого, на этот раз, кажется, лошадь,— сказал Кидзу, прислушиваясь к неясному, отдаленному шуму, доносившемуся из молочно-пепельной мглы.— И даже две!

Вскоре стал отчетливо слышен мерный, легкий топот копыт. Смягченный туманом, он звучал как какой-то музыкальный пассаж. Сёдзо решил, что это едут двое англичан, муж и жена, любители верховых прогулок,— он часто встречал их в лесу. Цокот копыт стал громче. Едва пешеходы сошли на обочину дороги, как навстречу им из тумана стало надвигаться какое-то огромное чудовище. Все ближе, ближе. Наконец проступили его очертания, и друзья увидели пару высоких гнедых коней, на которых восседали мужчина и женщина.

— О-о! Сёдзо-сан! — громко и весело крикнула женщина.

Это была Тацуэ. Натянув поводья, она легко спрыгнула с коня и предстала перед друзьями в ловко сидевшем на ней костюме для верховой езды. На ней были бриджи, заправленные в высокие ботинки до колен, короткий жакет и белая жокейская шапочка.

— И Кидзу-сан здесь? Вот не подозревала! Когда приехали?

— Сегодня.

— Надеюсь, вы навестите и меня? Правда, я сейчас живу на вилле Масуи, так что ищите меня у них.

Дача Таруми была расположена высоко в горах, чуть не у самой вершины Атаго. Сестра Тацуэ, страстная купальщица, на лето уехала к морю в Хаяма. Отец с матерью наезжали сюда лишь изредка. В огромной вилле Тацуэ чувствовала себя одиноко. Поэтому на своей даче она жила только в те дни, когда приезжали родители, а остальное время предпочитала находиться у Масуи, где она себя чувствовала ничуть не хуже, чем дома.

Кидзу сказал, что он прибыл в Каруидзава по служебным делам и вечером собирается обратно, но на днях, вероятно, вновь побывает здесь и тогда обязательно воспользуется приглашением Тацуэ.