– Еще бы не чистый – два дня варил эту дрянь. Едва пальцы не пожег ради тебя и твоих дружков. Чище некуда! – Выдернув нож из половицы, Элджин поднялся. – Надеюсь, ты знаешь, с кем ложишься в кровать, щенок, – бросил он и скрылся в комнате, плотно прикрыв за собой дверь.
Через три остановки они сошли и пересели на другой маршрут. Амброуз нес мешок, который отдал ему мясник. Внутри что-то побрякивало. Звук был как от корзины с вязальными спицами, которые звякают и скользят друг о друга, но брат ответил – нет, это не вязальные спицы. Ди принялась отгадывать: растопка, шары для крокета, сушеные яблоки, карандаши. Амброуз вначале веселился, отвечая, что она «сказочно ошиблась», «впечатляюще промахнулась» или «прелестно заблуждается», но вскоре погрустнел и сказал, что устал от этой игры. Пока они ждали трамвай, Ди заметила, что брат держал мешок на отлете, подальше от себя.
– У тебя все в порядке? – спросила она.
– Более-менее, – отозвался он. – Иногда важные дела бывают неприятными. Хоть и знаешь, что это ради высоких целей, но на душе все равно тяжело.
– Это мешок для твоих друзей?
– Да.
– Не стыдись своих поступков, Амброуз. Ты хороший!
Брат улыбнулся ей из-под козырька фуражки, но улыбка казалась невеселой.
– Ты милая.
Ди вдруг захотелось его развеселить.
– А вот и нет. Я на тебя донесу. Расскажу маме, что ты ходил в Лис и встречался с новым знакомым с прекрасными ногами.
– Ты опять? – прорычал Амброуз голосом мясника, скорчив гримасу.
– Не ты, а мы! – парировала Ди. – Я помогала.
– Знакомый с красивыми ногами, – фыркнул брат, покрутив головой. Ди засмеялась. Амброуз тоже не выдержал и прыснул. Он поставил мешок и обнял сестру, и они постояли, медленно покачиваясь.
– Я тебя очень люблю, – сказал он. – Это ты хорошая.
Смех Ди оборвался всхлипом. Она уткнулась брату в живот, в накрахмаленную рубашку между полами куртки. Ей было восемь лет, и остаток жизни тянулся перед ней, как все трамвайные пути на свете, выстроенные в одну линию. Без Амброуза она останется одна.
– Мне все равно, что в этом глупом мешке, Амброуз. Я никогда на тебя не донесу, только обещай, что ты меня не бросишь.
– Обещаю, – сказал он, в свою очередь мягко обнимая ее, – Если и ты меня не бросишь.
Мешок они отдали швейцару, открывшему дверь особняка Общества. Потом Амброуз повел Ди на Северный мост и научил играть в «мало-помалу». Игра была простая: бросать камушки в реку, стараясь попасть по плывущему мусору. Когда Ди попала по жестяной банке, Амброуз прикоснулся к козырьку фуражки.
– Три очка юной леди! – провозгласил он.
Ди сделала книксен. Над водой было хорошо, куда приятнее, чем в полузатонувшем квартале Лиса. Солнце отражалось от банки, которая отправилась дальше по Фейр, бултыхаясь в воде.
Наблюдавший за ними уличный мальчишка поправил Амброуза:
– Это пять очков, парень! Не меньше пяти – зацени размер. Это крутое попадание, в такую-то мелочь. Давай не скупись, суди как надо!
У мальчишки было изуродованное ухо – все в шрамах, сжатое в маленький кулачок.
– Ты слышала джентльмена, Ди. Пять очков!
Мальчишка сыграл с ними и попал камнем по проплывавшей барже.
– Это так просто, что у тебя надо отнять одно очко! – весело прокричал матрос с палубы и выставил средний палец, на что оборванец показал ему сразу два средних пальца.
Амброуз объявил его победителем, но тот покачал головой и отказался взять пенни.
– Не, это я ради забавы. Но я продаю устриц. Свежие, чистые. – Он вынул маленький джутовый мешочек и пакет соли.
– Я, конечно, голодный, – сказал Амброуз, – но умирать мне пока рановато.
– Хвалю за осторожность, но это привозные устрицы, не из Фейр. Смотри, какие здоровенные.
Амброуз заглянул в мешочек и потряс раковины.
– Да, крупные, – сказал он и протянул продавцу пенни. Когда Амброуз открыл раковину и посолил устрицу, мальчишка почесал кожу над своим загубленным ухом.
– Ты мне вот что скажи: сдается мне, я тебя у Элджина видел?
Ди хотела тоже попросить устрицу, но тут ноги у нее подогнулись, и всякая мысль о еде пропала.
Будто желая показать, что вопрос не из важных, Амброуз поднес раковину к губам и наклонил, чтобы устрица соскользнула в рот.
– Я был бы хорошим фокусником, если б мог ответить, что тебе «сдается».
– Я не собираюсь учить тебя жизни, – сказал юный торговец устрицами. – Может, это и не ты. Но я бы в жизни не брал мясных обрезков у этого типа, если бы варианты были. То, что он называет свиньей, мы с тобой зовем совсем иначе, если ты понимаешь, о чем я. – Мальчишка дважды дернул за свое изуродованное ухо и добавил совсем тихо, почти не шевеля губами: – Это, слышь, не случайность, что только в его доме во всем Лисе не найдешь ни единой кошки.
Домой Амброуз шел заметно помрачневший и молчаливый, словно ему не давал покоя разговор на Северном мосту. Занятый своими мыслями, он машинально раскрывал и вновь закручивал мешочек с оставшимися устрицами и дважды предлагал их Ди, забыв, что она уже отказалась.