Куб

Родители тут, видите ли, стали замечать, что какой-то я невесёлый. Да, мама, да, папа, я очень невесёлый. Я в одиночку, без какой бы то ни было подмоги, на одной голой силе воли стараюсь повторить подвиг барона Мюнхгаузена - самому вытащить себя за волосы из болота. Когда я торчал как шпала, я был весёлый, и вам не приходило в голову поинтересоваться моим внутренним миром. Я ловко прятал от вашего взора дырки на руках, бурые специфические синячищи, сухостои сожженных вен, расширенные зрачки "детства чистых глазёнок". "Паша, почему у нас в квартире воняет бензином?" "А-а... бензином? Мам, это Сергей приходил, Олега друг, так он шофёром работает... от него вечно бензином пахнет". "Паша, почему ковш весь чёрный от копоти? Что ты с ним делал?" "Ковш?... Ковш... Э-э-э... Это я чего-то себе разогревал, суп по-моему, так он убежал, выкипел... вот ковш и закоптился. Я его обязательно помою."

Тогда вы ничего не замечали. Люди вообще несклонны замечать что-то такое, чего им не хотелось бы видеть. И слава богу. А теперь я чист. Подойти, покаяться в прошлых грехах? Бред. Ничего хорошего из этого не выйдет. Вы никогда этого не поймёте. Н и к о г д а. А уж искать у вас какой-то помощи и вовсе было бы глупостью с моей стороны.

Помню, как-то летним вечерком мы очень мило беседовали с папой об общих тенденциях в современном футболе за просмотром матча чемпионата мира. Оба были нетрезвы: папа был выпимши, сын был хорошенько бахнутый винтом. Папа периодически засыпал и через каждые пять минут переспрашивал "так какой там счёт?" Мне же наоборот хотелось подольше посидеть и потрепаться, т.к. спать я был, конечно, не способен. Беседа была содержательной, по трезвой так вряд ли поговоришь. Вообще это всё очень символично. Вот он - конструктивный диалог двух поколений.

Решение о капитальной завязке странным образом сочеталось с тем фактом, что круг моего общения в районе оставался прежним - Олег, Игорь, некто господин А. Да и как могло быть иначе? Взять и оборвать любые связи с тем же Олегом - старым другом детства? Не могу и не хочу. А "друзья детства" тем временем продолжали торчать не по-детски. К их чести надо отметить, что никаких провокаций ("Паш, а хочется небось ширнуться?...") с их стороны не последовало. Но перестав употреблять сам наркотик, я продолжал жить среди наркоманов, беседовать с ними о том, какой у кого когда был приход, где варили, где брали банку, кому не хватило догона и т.д. Мне показывали фото недавней мутки - Олег, А., Инна, Аня З., Аня И., какая-то подруга Ани И. Весёлые молодые мордочки. Приятно посмотреть.

Любопытно то, что подобного рода разговорные сопереживания винтовых перипетий оказывали на оголённые нервы ремиссии вовсе не раздражающее, а наоборот целебное действие. Переживание старых винтовых тусовок и выяснение подробностей новых, проходящих уже без меня, давало мне жалкое подобие суррогатного удовлетворения тяги ширнуться через ощущение сохранения некой своей причастности к движению. И почему-то на некоторое время становилось чуть полегче.

Разумеется, я больше не присутствовал непосредственно при процессе изготовления и внутривенного впрыскивания зелья. И я, и мои товарищи понимали, что как только я увижу это, я просто не смогу не сорваться, никакие титанические потуги силы воли уже не помогут. А провоцировать мой срыв никто не собирался. Пройдя суровую школу винтовых будней, мы всё же сохранили в отношениях между собой некое подобие дружеской этики. Хотя, полагаю, Олег был немало удручён потерей возможности варить и ставиться на моём флэту. Было, однако, видно. что никто из моего ближайшего винтового окружения ни на минуту не сомневался в том, что рано или поздно я сорвусь, сорвусь сам, но вслух никто, конечно, этой уверенности не озвучивал.

До этой чёрной тягостной зимы у меня никогда в жизни не бывало депрессий. Я попросту не знал, что это такое. Теперь я не мог выйти из депресняка неделями. Ничего не хотелось - ни музыки, ни бухла, ни жратвы, ни тусовок, ничего. Казавшаяся поначалу такой нетрудной маза замутить себе трезвую девушку так и оставалась без воплощения - я и знакомиться-то с обычными трезвыми людьми разучился (о чём с ней разговаривать? куда её вести? да что она вообще понимает в жизни - не винтилась ни разу...), да и душевных сил уже не хватало ни на что. Словно старый побитый молью дед, выброшенный жизнью на хуй на обочину за ненадобностью, я сидел в тихом дворике в уголке на лавочке, вперя застывший отрешённый взгляд в деловитого засаленного сизяка-помоечника, клюющего ошмётку от колбасы рядом с моей ногой, слушал, как падает снег... Да-а. Жить без наркотиков, оказывается, намного тяжелее, чем с ними.