Ксения

Мисаилу наговорил, что архимандрит недоволен его раденьем и хочет погнать из Чудова. Варлааму намекнул на грядущую сытую жизнь, а Леонида всего поманил пальцем и в уме приказал, чтобы шел тот рядом.

Где только не побывали! Службу служили, собирали подаяние на возведение монастыря, прикрадывали. Отрепьев держал путь на Литву. В Печерском монастыре обретались, в Остроге у князя Константина, и в Гоще у пана Хойского.

Все эти месяцы обдумывал умысел свой, набирался сил, смотрел, где сподручней начать. Носил в своем сердце жар, смешанный из страсти, обиды, веры в грядущее возвышенье. Как понял, что срок пришел, покинул ненужных спутников и кинулся в Запорожскую Сечь. Там среди буйных и недовольных царем казаков испробовал то, что замыслил. И вышло. Вернулся тогда на Литву и в имении Вишневецкого приготовился вслух сказать, что давно уже реяло над российским простором птицей-молвой, птицей-обманкой.

*

Пришел священник, сел у постели.

— Помираю,— прохрипел Отрепьев,— исповедай, отец.

Священник осенил его крестным знамением.

— Не хочешь перед смертью постричься, сын мой?

— Грешник я,— произнес Отрепьев слабеющим голосом,— Был уж пострижен, а теперь в бегах, расстригою стал.

— Всякий грех простит нам господь,— сказал священник,— аще покаемся.

— Каюсь. Но перед смертью открыться хочу. Великую тайну уношу с собою. Храню ее много лет, но перед вратами небесными чист быть хочу и легок, дабы войти в них по воздуху, не по земле.

— Говори, сын мой.

— Десять лет кроюсь я от людского глаза. В иночестве имя мое Григорий, а в миру было другое. Жил я богато, великого ждал удела, но не стерпели завистники, умыслили на меня. Но то узнал мой наставник и в злую ночь положил в постель другого мальца, похожего, его и зарезали. Меня же отдал в верные руки на воспитание. Как взрос я, постригся в монастыре, дабы жизнь вести смирную, незаметную. По и то прознали. Тогда бежал я и долго скитался. Теперь же скитаниям моим пришел конец, небесные трубы зовут расстаться с земным уделом. И, покидая сей бренный мир, открываю подлинное свое имя.

— Кто же ты истинно?

— Дмитрий-царевич, наследник престола российского, сын Иоанна Васильевича,— сказал Отрепьев торжественно.

Священник приподнялся от неожиданности.

— Помираю.— Отрепьев сжал до боли в руке золотую монету, которую с тех самых пор носил неизменно с собою.

Но он не умер и умирать не собирался. С той ночи переменилась вся его жизнь, и много страданий принесла русской земле та перемена.

*

Михаил был зван в палату к царю Борису. Борис, державший еще траур, одет был неброско: в темное, но блескавшее золотом и каменьями. Говорил с Михаилом строго, без обычной ласки и благоволения.

— Слыхал о твоем раденье. Как учился во фряжских землях, как верой и правдой служил усопшему королевичу. Судьба не потрафила нам, да мы не хотим склоняться, ибо божеский промысел с нами. Потому изъявляем тебе свою волю, чтоб ехал немедля в дацкие земли да искал нам нового жениха из семьи королевской. На что будет дана тебе грамота к королю Крестьянусу. А как найдешь, при женихе останешься до больших послов, русскому слову его поучая, чтоб говорить с ним было привольно.

Михаил поклонился.

— Государь, то великая честь для меня. Однако так ли тебе про меня говорили? Я учен градодельству и разным наукам, но в сватовстве понимаю мало, и непривычно вести мне с королем беседы.

— Я знал, что ты станешь противиться,— сказал Годунов.— И то принимаю. Ты честен и хочешь заняться своим делом. Но зря говоришь на себя неправду. Ты с Еганом вместе ходил, царевич Федор к тебе прилип, стало быть, можешь ладить с государями. Самое нужное нынче для нас найти достойного жениха.

— Я мог бы построить город,— сказал Михаил.

— Будет тебе и город. Время, которое в дацкой земле проведешь, на новое употреби ученье. Вернешься, дам тебе стройку.

— Но я не кончил с царевичем чертеж нашей земли! — воскликнул Михаил.

— Дело это неспешное,— сказал Годунов.— Поезжай.

— Позволь хоть доделать московский чертеж,— попросил Михаил.

— Сколько тебе на то надо?

— Две седмицы.

— Так я и мыслил. Грамоты еще не готовы, да с Ржевским и Посником все обсуди, они у Крестьянуса были, все знают.

— Их бы и послал, государь.

— В думе тебя я не видел, чтоб мне советы давать,— сурово сказал Годунов.

— А коль не хочешь моего совета, зачем шлешь искать жениха? — дерзко спросил Михаил.

— Перечить! — воскликнул Борис.— Твое дело не спорить, а повиноваться!

— Что ж, я повинуюсь,— сказал Михаил.

— То-то.

Царь помолчал.

— Коль угодное сделаешь дело, жди великой награды. Ступай. В Посольской избе все нужное скажут тебе.

Михаил поклонился и вышел.

*