Крыши наших домов

Ему было не до Кокорева и не до Женькиного заступничества. Он сомневался, что девчонка найдется, и знал, что полет будет мучительным для него, потому что ожидание обычно выматывало его сильнее любой, даже самой трудной работы.

Они проходили круг за кругом и временами видели людей, но это были другие люди. По дороге шли дети и махали им. С полей вывозили сено, и женщины поднимали к вертолету головы. Они видели грибников, вышедших на опушку, и грузовую машину-фургон, идущую по лесной дороге к границе, — должно быть, «хлебная»... Еще круг и еще один. Жильцов поглядел на часы — они были в полете полтора часа, и он уже чувствовал ту самую усталость, которая приходила всякий раз, когда надо было ждать...

Вот точно такое же состояние владело им два года назад, когда на участке соседнего отряда была попытка прорыва в сторону границы и человек оторвался от пограничного наряда, ушел, затерялся в лесу, а его обязательно, непременно, во что бы то ни стало надо было найти и взять. Жильцов вылетел с группой преследования. Сзади сидели напуганные ревом двигателя два здоровенных пса, да и солдаты тоже, поди, чувствовали себя не в своей тарелке — что ни говори, а на земле как-то спокойней... Он вел машину и не спешил сажать ее, чтобы группа перекрыла путь наиболее вероятного движения нарушителя — по ручьям и огромному, вытянутому на несколько десятков километров болоту. Он сам искал того человека и через три с лишним часа увидел наконец. Тот прятался под елками, а Жильцов завис над ним, и человек не выдержал и побежал. Все остальное, как говорят спортивные комментаторы, было уже делом техники.

Вот тогда, когда группа преследования кинулась в лесную чащу, Жильцов и почувствовал странную, незнакомую слабость. Потом она появилась еще раз, когда они спасли рыбаков. Он ничего не сказал тогда врачу. Зачем? Слабость прошла быстро, сама собой. Но сегодня — и он мельком подумал об этом — она снова может появиться. Плохо. Значит, все-таки тогда медики были правы...

Он не вздрогнул, не удивился, когда Кокорев закричал: «Есть!» — и, лишь повернув голову и чуть подавшись вправо, увидел зеленый островок среди болота и на нем женщину, отчаянно машущую обеими руками. Его поразила как раз эта отчаянность и еще то, что женщина не бежала, а сидела, и он, развернув машину, еще раз прошел над этим островком и женщиной, а она продолжала махать, запрокинув голову, и вдруг перестала, словно решив, что все это впустую и что ее не заметили...

Садиться на островок было невозможно: на нем росли хилые, но все-таки достаточно высокие березы, к тому же черт его знает, насколько он прочен, этот островок.

— Следите за курсом, — приказал он Кокореву. Ему пришлось долго искать, прежде чем он увидел ровную лесную поляну и посадил машину в густую, никогда не кошенную траву. Стоило открыть дверцу, и в машину ворвался ее пряный запах и еще запахи разогретой солнцем смолы, хвои, грибной плесени.

— Пойдем вдвоем, — сказал он Жене. — А вы пока выходите на связь с ближайшей заставой по УКВ. Скажите, что нашли, но еще неизвестно, она ли это.

Только бы эта девчонка (если это она) не побежала бы со своего островка им навстречу. Вполне может рвануть на радостях совсем в другую сторону, и тогда снова ищи ее.

Жильцов шел быстро, Женька скоро скис и сопел за его спиной.

— Смотри, сколько их натыкано, — сказал ему Жильцов, кивнув в сторону. На седых мхах, как воинство в шоколадных касках, стояли боровики, и Жильцов мельком подумал — вот бы сюда хоть на несколько часов привезти мать! Сам он за грибами ездил редко, да и то отдавал все, что находил, женатикам: солить, сушить и мариновать — дело женское.

И, только оказавшись возле болота, он поглядел на Женю, а тот на него. Оба они были без сапог, в обычных полуботинках, а болото оказалось паршивым: между кочек чернела вода, и опавшие листья плавали на ней, как детские кораблики.

— Возьми какую-нибудь палку, — сказал Жильцов. Сам он выломал молодую сосну и, ступив на первую кочку, почувствовал, как в ботинок сразу же налилась вода. Черт с ними, с ботинками, лишь бы не угодить в какую-нибудь ямину.

С грохотом и треском из-за ближнего куста вылетел и пошел петлять между деревьями здоровенный тетерев. Откуда-то налетели отвратительные лосиные мухи и полезли в волосы, под фуражку, в брови. Ноги глубоко уходили в мох, к комбинезону липли белые ниточки кукушкина льна.

— Ну и занесло же эту тетю-мотю! — мрачно сказал идущий сзади Каланджи. — Говорят, на болотах люди теряют сознание. Чувствуешь, какое амбре?

Здесь, на болоте, стоял тяжелый запах гниющих растений, стоячей воды и болиголова, росшего чуть ли не на каждой кочке. Несколько раз ноги Жильцова проваливались в вонючую густую жижу, и, выдирая их, он боялся одного — оставить там ботинки. Идти босиком, в одних носках, — удовольствие, прямо скажем, маленькое... Но ботинки как-то еще держались. Хотя, наверно, потом их все равно придется выкинуть. Наплевать. Главное — наверно, они все-таки нашли эту тетю-мотю, как говорит о ней Каланджи.

— Эй! — крикнул Жильцов. — Э-ге-гей!