Крыши наших домов

Он сделал вид, что не заметил понимающего Женькиного взгляда, и заторопился:

— Надо доложить начальнику отряда, заполнить полетный лист и бортовой журнал, вы тут пока начинайте осмотр без меня...

5. Лейтенант Кокорев

Накануне отлета в командировку лейтенанту Кокореву исполнилось двадцать пять. Были телеграммы из Москвы — от родителей, друзей, знакомых девушек, а сам Кокорев отметил это событие в одиночестве: пошел в ресторан «Прибой», пообедал без водки и к вечеру был на аэродроме. Шла отработка ночных полетов. В ту ночь он не летал и тоскливо сидел до рассвета в маленькой комнате отдыха, не зная, чем заняться и куда себя девать. Здесь у него не было не только друзей, но даже знакомых, жизнь как бы начиналась сызнова, и это состояние одиночества было неприятным. Ему было немного жаль себя: в такой-то день — и один, без друзей, без девушек, без музыки, вина и веселья, — ведь что ни говори, дата круглая, четверть века! Обычно в день рождения мать и бабушка с утра пекли пироги, дома было суетно, суматошно, как всегда бывает перед гостями, а потом — ожидание гостей, и вот они с цветами, с гитарами, «расти большой и умный» — как все это уже далеко!

Он смотрел в окно, в ночь, где взлетали и садились вертолеты, и думал, что жизнь сложилась не так, как хотелось бы. Привычка жить легко и порой бездумно, на поводу собственных желаний сменилась жесткой дисциплиной сначала в училище, потом в ВВС и особенно здесь, в погранвойсках, куда он никак не рассчитывал попасть. Приходилось подчиняться. Это давалось ему с трудом, иногда оставляя горький осадок в душе. Одно дело — вкручивать девушкам про всякую там летную романтику, трудности и опасности, и совсем другое — будни, в которых романтики с огнем не сыскать, да еще с таким командиром, как Жильцов.

Сейчас Кокорев чувствовал, что Жильцову он, как говорится, «не пришелся», и старательно делал вид, что не замечает ни его раздражения, ни его неприязни. Конечно, за вечер, проведенный с местной феей, и выпивку придется отвечать. Отношение к нему Жильцова только углубляло то чувство одиночества, которое пришло на аэродроме несколько дней назад во время ночных полетов. Кокорев вспоминал своего командира там, в ВВС, — хороший был парень, свой в доску, и насчет повеселиться не промах, и вообще душа. Не очень разговорчивый, словно бы постоянно занятый какими-то мыслями, Жильцов ничуть не походил на него, и, стало быть, отношения будут складываться по принципу: он приказывает — я исполняю. Все!

Нет, не так, не так сложилась жизнь. В этом Кокорев был склонен обвинить прежде всего мать. Всегда же должен быть кто-то виновен в том, что не удалось тебе самому.

Отец — у того все просто и ясно: Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета РСФСР, член Московского обкома партии — слава, почет, президиумы, очерки в газетах, а сам — работяга, токарь с лихачевского. И мать тоже заводская, техник-технолог, а ребенок в семье один — вот она и растила его, как розочку в горшочке. У отца было все прямо: иди на завод, давай династию! А мать начинала шуметь: Володя пойдет в университет, и кончены разговоры на эту тему. Он привык к мысли, что пойдет в университет, и срезался на первом же экзамене.

Казалось, отец был даже доволен этим. «Прослужишь два года в армии, а потом к нам. Не всем университеты кончать, кто-то и работать должен. А прочней нашей славы, Володька, нет». Мать вмешивалась: «Это ты на заводе гегемон, а дома уж все-таки дай мне командовать, дорогой мой». Кокорева призвали на службу, предложили пойти в училище, и он с легкостью согласился: в училище так в училище. Конечно, чистая случайность, что он стал летчиком, с таким же успехом мог бы стать танкистом, ракетчиком или моряком...

В жизни многое случайно, если подумать. Даже то, что в эту командировку по какой-то причине не смог лететь штурман Бусько и его заменили Кокоревым. И по такой вот случайности он, Кокорев, торчит с утра до вечера в отряде, если нет полетов, а вечером в лучшем случае — кино, если не считать одного похода в ресторан с глупенькой Ниночкой. Встречаться с ней снова Кокореву не хотелось: не тот кадр.

Кокорев удивился, что ему не довелось даже и влюбиться-то как следует. Девушки были, полно было знакомых девчонок. Школьные не в счет, разумеется: он их слишком хорошо знал с первого класса. Была в его жизни женщина — он вспоминал ее редко и нехотя, как бы нарочно отодвигая ее дальше, в глубину памяти. Таких не любят, на таких не женятся: она была замужем, и муж часто ездил в командировки — история грязноватая, так-то сказать... Кончив училище, Кокорев даже вздохнул с облегчением. Наконец-то он уехал от этой женщины и знал, что она не будет долго горевать... Нет, какая уж тут любовь. Не может быть любви, если в ее основе заранее лежит ложь.