Крыши наших домов

Ему показалось, что его крик сразу же утонул в болоте, но тут же чуть слева донесся ответный крик — он был долог, так кричат с перепугу, с отчаяния, с надежды.

— Довернем влево, — сказал Жильцов. — Мы немного сбились вроде бы.

— Тут кикимора болотная и та собьется, — сказал Женя.

Внезапно Жильцов расхохотался: так забавно и непривычно было слышать ворчание Каланджи. Где бы радоваться — он ворчит, чудик!

— Тебе хорошо ржать, — сказал Каланджи. — Вы-то всю ночь дрыхли, а я глаз не закрыл из-за этой тети-моти. Как представлю ее одну в лесу... А теперь вот прыгай еще за ней с кочки на кочку.

— Теперь близко, — сказал Жильцов. — Э-ге-гей!

— Я зде-е-е-е-сь! Сюда-а-а-а!..

Они вырвались наконец на сушу, на тот зеленый островок, и сразу увидели девушку. Она сидела прислонившись к дереву.

— Светличная? — спросил Жильцов.

Она не ответила, только кивнула, и вот тогда Жильцов почувствовал приход той самой слабости. Голова закружилась, тело стало легким и чужим. Ему надо было сесть. Он сел рядом с девушкой и, чтобы никто — ни Женька, ни она — не заметили этой слабости, спросил с нарочитой грубостью:

— Где тебя черти носят? Грибков захотелось, чтоб тебя!..

Вероятно, была какая-то минута забытья, потому что он не сразу разглядел эту девушку. Она сидела отвернувшись, и плечи у нее тряслись. Женя испуганно нагнулся к ней, и тогда она, вскинув руки, охватила его за шею, притянула к себе и начала целовать, а Женя таращил на Жильцова ошалелые глаза и рукой нашаривал в траве свою упавшую фуражку.

— Чего это она? — спросил Женя, и Жильцов кивнул: ладно, пусть поплачет. И только тогда увидел, что одна нога Светличной без сапога и перевязана чем-то розовым. Он поглядел внимательней: так и есть, порвала свою рубашку, вон даже кружева на повязке.

Женя тоже увидел эту повязку и вдруг начал густо краснеть.

— Что с тобой случилось? — спросил Жильцов. — Ну, перестань реветь, на самом-то деле. Все же хорошо.

— Я сейчас... — всхлипнула Светличная. — Одну минутку, сейчас... Значит, это вы меня... искали?

— Закон советской жизни, — сказал Женя, старательно отворачиваясь от розовой повязки.

— Час пятьдесят минут, — сказал Жильцов. — У тебя что — растяжение? Ну-ка покажи. И без фокусов, пожалуйста, — прикрикнул он, когда Светличная попыталась его остановить.

Он осторожно размотал повязку. Вся лодыжка была опухшей, в темных синяках. Кровоизлияние. Значит, порваны связки.

— Как это тебя угораздило?

— А почему вы меня называете на «ты»? — спросила девушка.

Жильцов оторопело поглядел на нее. Вот это да, вот это язычок! Только что ревела и Женьку обцеловывала от радости так, что парень чуть не задохнулся, и тут же такой фитиль!

— Ладно, — сказал Жильцов. — Если вам еще до этикета, значит, жить будете.

Только теперь он разглядел Светличную как следует.

Ее нельзя было назвать красивой: коротко стриженные темные волосы, широкий рот, короткий прямой нос и глаза самые обыкновенные — темные, не большие и не маленькие. Пожалуй, красивыми были только брови, очень густые и с приподнятыми краями. Но Жильцов увидел и другое: она была бледной, и под глазами лежала легкая голубая тень — следы усталости, боли, ночных страхов. Конечно, подумал Жильцов, если ее спросить, страшно ли было по ночам, она обязательно ответит: «Ничего подобного», или «Подумаешь», или что-нибудь в этом роде. Характерец!

— Мы вас понесем, — сказал Жильцов. — На особые удобства не рассчитывайте, будет больно — пищите. Километра два придется потерпеть. Бери ее сапоги и корзинку, — кивнул он Жене.

Сам он опустился перед Светличной и подставил ей спину.

— Только держитесь за плечи, а не за горло.

Руки девушки охватили его. Жильцов поднялся и подумал, что три или четыре остановки придется сделать: килограммов пятьдесят с лишним в ней все-таки было. Не воздушное создание. И шагать с такой ношей по болоту — занятие не из самых приятных, что ни говори.

Но это прикосновение девичьих рук и ощущение ее тела взволновали Жильцова. На какую-то секунду у него перехватило дыхание, и надо было остановиться, чтобы снова вдохнуть густой и неприятный болотный воздух.

— Очень тяжело? — спросила она.

— Вы можете предложить другой вариант? — насмешливо ответил Жильцов. Эта насмешливость вернула ему спокойствие. Осторожно он ступил на первую кочку, и теперь его уже не волновало ничто. Теперь только бы донести, не провалиться бы в болото, не уронить. Все эти два километра, а может быть и больше, нести Светличную придется ему одному. Женька — хлюпик, не потянет, хотя, конечно, и будет канючить из храбрости: «Давай помогу».

Через болото они перебрались за час. Опустив девушку, Жильцов лег, блаженно раскинув руки. Такую усталость он любил, она была приятной и проходила быстро. И наконец-то проклятое болото было позади, и до машины рукой подать, но он не спешил. Им владело ощущение какой-то большой удачи, и он хотел продлить его.

— Вы на меня обиделись? — спросила Светличная.