— Когда приедете? — не унимаются ребята. — Вы точно скажите, чтоб ждали.
— Точно не знаю.
— По обстановке, — говорит кто-то из них.
— Правильно, — говорю я. — По обстановке.
Еще несколько минут — и все уже позади: Новая Каменка, мой новый товарищ, славный мужик Михаил Михайлович, и ребята, кричащие мне вслед «при-ез-жайте!», и видение, открывшееся так неожиданно. Что же изменилось в этом мире? Да ровным счетом ничего. И все-таки что-то в нем изменилось...
Теперь у нас каждый день стрельбы.
Стрельбище далеко, километрах в восьми, но южный ветер все равно доносит треск автоматов. А я с раннего утра вышагиваю по линии границы с часами в руке. Следом идет Шабельник.
— Видите, что получается, — говорю я Шабельнику. — Целых сорок восемь минут наряд не контролирует свой участок. А на соседнем участке — тридцать две минуты. И так на всем фланге. Представляете, что можно сделать за сорок восемь минут?
Мы устали. Мы прошагали взад-вперед черт знает сколько. Можно сесть и закурить.
— Товарищ капитан, а вы когда-нибудь участвовали в задержании?
— Нет.
— Очевидно, это общее явление, — глядя на ту, чужую, сторону, говорит Шабельник. — Времена меняются. Какой же кретин полезет теперь через границу, чтобы сразу же попасть в наши руки или нарваться на пулю!
Он не говорит прямо, но мне ясно, что он ни на грош не верит в то, что здесь может пройти нарушитель. Это плохо.
— Так рассуждаете вы один или все?
— Да в общем-то почти все. Тихое у нас место. Вон, глядите — лоси!
Я поворачиваюсь и вижу лосиное семейство. Три лося — мать, одногодок и малыш на длинных, тонких, разъезжающихся в разные стороны ногах — вышли к самой контрольно-следовой полосе. Малыш потянулся к матери, она отстранилась, глядя на нас. Я хлопнул в ладоши: еще шаг, и лоси ступят на КСП. Мать мотнула горбоносой мордой и медленно пошла обратно. Малыш обиженно поскакал следом, даже на ходу норовя получить свою толику молока.
— Знаете, Аркадий, как меня учили? — сказал я. — Если на минуту подумаешь, что на заставе тихо, сунь голову под кран. Очень помогает.
— Я понимаю, товарищ капитан, но все-таки... Один раз подумал, что буду в настоящем деле. Подняли заставу по тревоге, примчались, а вот они...
Он кивнул на лосей, остановившихся неподалеку.
Я уже знал историю этого семейства. В прошлом году лосиха и одногодок пришли в эти места и как бы осели здесь. Их подкармливали зимой, а несколько дней назад Аверин, вернувшись из наряда, рассказал, что видел новорожденного лосенка. Рассказывал об этом с изумлением горожанина, привыкшего только к кошкам да собакам.
На днях, зайдя в нашу столовую, я увидел, как Аверин засовывает в карман два ломтя хлеба, Я спросил, кого он собирается кормить?
— Да Кузьку, товарищ капитан.
Я не понял, какого Кузьку. У нас на заставе корова с подобающим ей женским именем. Аверин охотно объяснил, что Кузька (или Кузя, или Кузьма — как будет угодно) — это лосенок. И что он, Аверин, очень хочет посмотреть, нельзя ли приручить дикого зверя. А как известно из учения академика Павлова, для этого нужно выработать рефлексы. Так вот, по его, Аверина, мнению, лучший способ выработать в лосе рефлекс — это кормить его круто посоленным хлебом. Аверин где-то читал, что в Архангельской области в одном совхозе лосей приручили так, что они даже возят сани!
Если бы это был не Аверин, я, пожалуй, сказал бы, что нечего заниматься пустопорожними делами. В личное время хоть на голове стой, как индийский йог. Но странное чувство, которое я угадал в холодном Аверине, обрадовало меня. Вот тебе и урбанист, то бишь горожанин!
— Кланяйтесь вашему Кузьке, — сказал я. — Только вряд ли у вас что-нибудь получится, Аверин. Лось — зверь осторожный.
Я не стал препятствовать неожиданному увлечению Аверина. Я знал, что, возвращаясь из наряда, он обязательно делает крюк, чтобы увидеть и хоть пять минут «поработать» со своим крестником — лосенком. И сколько было радости, когда лоси взяли хлеб, но только тогда, когда Аверин отошел подальше!
Все-таки разговор с Шабельником на границе неприятно поразил меня. Сейчас я пожинал плоды чужой безответственности и безразличия, и, как знать, может, долго еще будет чувствоваться горечь этих плодов.
Уже смеркалось, когда меж деревьев раздался сигнал. Шабельник подключился к розетке (я еще не запомнил все розетки на линии). Меня вызывал Чернецкий.
— Вы вернетесь, товарищ капитан, или мне самому провести боевой расчет?
— Проводите. Как стреляли?
— Ниже среднего.
Вот как — даже ниже среднего!
Мы пошли на заставу. Я обязательно расскажу Чернецкому о сегодняшнем разговоре с Шабельником. Добрый совет — сунуть голову под кран — в данном случае чепуха, конечно. Надо что-то сделать, чтобы не только этих разговоров, но даже подобных мыслей не было. Нынешний вечер может решить многое. Сегодня старшина «повезет» Гусева в город. Я успеваю шепнуть ему, чтобы он не медлил — сразу называл пароль, как только его окликнет наряд.