Крыши наших домов

Да, думал я, он прав, конечно, и дружину надо создать, и группу ЮДП в школе. У нас там (опять это «у нас»!), в ближнем селе, была дружина — охотники, молодежь, вернувшаяся со службы. И женщины были в дружине, даже один старик, пограничник двадцатых годов. И в отношении ребят председатель тоже прав. Я еще не забыл свое детство. Как колотилось сердце, пока дождешься, когда заснет мама, и — юрк с головой под одеяло! Горит карманный фонарик, а в руке — книжка Льва Канторовича, рассказы и повести о границе. Со страниц книги срывалась погоня, там был хмурый, сильный и добрый командир Лось, там жили и принимали меня в свой товарищеский круг друзья моего отца. Мама поражалась: как быстро у меня перегорают батарейки! А «Джульбарс»? Да я бы полжизни в ту пору отдал за такого пса! Он появлялся в моих снах, я гладил его шерсть, а Джульбарс смотрел на меня мудрыми, преданными глазами. Да, прав председатель.

Я выглянул в окно: на той стороне площади, прямо перед правлением, была школа. Через открытую форточку донесся такой забытый школьный звонок, и потом сразу же из дверей начала вываливаться галдящая, размахивающая ранцами и портфелями толпа. Детей было много; я и не предполагал, что в Новой Каменке может быть столько детей.

Я не заметил, когда на широком школьном крыльце появилась эта женщина. Девчонки окружили ее, и она что-то им говорила.

Это произошло неожиданно, как удар, как выстрел. Я видел ее лицо, красивое — да, да, очень красивое, потому что она была близко, эта женщина, и мне не трудно было разглядеть ее лицо. У нее были светлые, коротко подстриженные волосы, и, может быть, поэтому сама она казалась чуть легче и стройнее. Ветер облепил вокруг ее ног юбку, и она, чуть пригибаясь, рукой прижимала юбку к коленям.

«Ну и дурак, — рассердился я на себя, — увидел женщину и обалдел. Просто давно не видел живую женщину. Такую женщину. Вот и все. И дурак, что сердце зашлось, будто остановилось, а потом начало колотиться как оглашенное. Это в тридцать-то лет! И после того, что с тобой было?»

Я отвернулся от окна, и женщины не стало. О чем только что говорил мне председатель? Я не мог вспомнить, мне казалось, что я черт знает сколько времени глядел на эту учительницу. Конечно, она учительница. А с председателем мы говорили о том, что в Грузии мальчишка помог задержать нарушителя. Его еще наградили медалью «За отличие в охране Государственной границы СССР».

— Да, — ответил я, — но сейчас, честно говоря, столько других забот!..

У меня действительно много других забот. Но все таки я снова смотрю в окно. Женщина сходит с крыльца, идет по площади, сворачивает на улицу. Теперь ветер дует ей в лицо, и она чуть заметно наклоняется вперед. Ей трудно идти против ветра, слишком она легкая.

Факт, дурак! Она идет домой и будет готовить мужу обед. Потом настанет вечер, и она сядет за тетрадки: «Маша ела кашу» или «2+5=7». Хотя нет, девочки, которые стояли с ней на крыльце, старше — должно быть, она преподает в старших классах.

Нет, спасибо, я не пойду в чайную. Женщину уже не видно из окна. Я должен ехать дальше — к соседям на левый фланг, там и пообедаю.

— А ты приезжай к нам, Михаил Михайлович. Будет свободный вечерок — и приезжай. Я ведь тоже по-холостому. Зато повар у нас готовит — от одних названий закачаешься.

— Ну, будь, капитан!

— Будь.

На улице, едва я выхожу, ребята кидаются ко мне: «Дяденька, прокати!»

— По машинам! — командую я. Немедленно кузов «газика» забит так, что машина тяжело оседает на задние колеса, будто готовится прыгнуть. Но мне вежливо оставлено переднее место. Я беру себе на колени двух неудачников, которые не пробились в кузов, и неудачники оказываются счастливчиками.

— Поехали!

Водитель осторожно, очень осторожно трогает, и ребята оглушительно орут за моей спиной.

Мы догоняем ее. Она идет вдоль заборов, обходя лужи, хотя на ее ногах высокие резиновые ботики. Я вижу ее издали, и снова — ах, какой же дурак! — снова чувствую, как внутри у меня все холодеет, сладко и тоскливо. Она оборачивается на шум машины. Водитель едет медленно, умница! Мои ребята машут ей и кричат: «Майя Сергеевна, мы здесь!» Она машет им в ответ, и мы встречаемся глазами.

Теперь я знаю, что ее зовут Майя Сергеевна. Спасибо вам и на этом, юные друзья одного очень одинокого пограничника.

У околицы высаживаю ребят, и, хотя времени мало — меня ждут на соседней заставе, — начинается разговор.

— Вы новый начальник заставы?

— Да.

— А как вас зовут?

— Андрей Петрович.

— А старый начальник где?

— Перевели в другое место.

— Он нас никогда не катал. Все говорил, некогда.

— Мне тоже некогда.

— А вы к нам теперь когда приедете?

Я смотрю вдоль улицы. Далекая фигурка в зеленой кофточке остановилась у калитки. Отсюда не видно, смотрит Майя Сергеевна на нас или нет. Но она долго не исчезает, фигурка в зеленой кофточке.

— Скоро приеду, — уверенно говорю я.

Дурак ты, дурак! Майя Сергеевна вошла в калитку, и улица пуста. Она будет готовить мужу обед, а потом сядет за тетрадки. У каждого своя жизнь, своя семья, своя забота, и нечего придумывать себе то, во что очень хочется поверить.