Крымский мост

Олег отпустил кнопочку предохранителя и взвел затвор. Затем отпустил и его. Пружина сработала четко и звонко. Мировой достал из шкафчика лежащие отдельно под замком патроны.

Привлеченный шумом и звоном, в кабинет забежал котенок. Пушистый комочек. Чапа. И принялся катать лапой патрон, упавший на ковер.

Олег отпихнул его ногой, но тот, думая, что с ним играют, продолжал приставать. Мировой отобрал у котенка выпавший патрон с пулей, рассчитанной на кабана или буйвола.

Ну, кажется, все. Снова лязгнул затвор, загоняя патрон в ствол.

Олега окутало ощущение ирреальности, будто это происходит не с ним. Будто какая-то неведомая сила заставляет его сейчас вот так аккуратно и не спеша, как в замедленной киносъемке, снимать ружье с предохранителя.

Так же медленно он снимает носок с левой ноги. Садится на стул со спинкой. И вытягивает ружье, прикладом упирая в паркет. Ствол он направляет себе в грудь.

Олег понимает, что делает что-то не то. Но упрямая сила заставляет его направлять круглое, холодное, стальное отверстие прямо под подбородок. Он пытается сопротивляться этой дьявольской силе. Мелькает мысль – неприятная, холодная, как черная змея в зеленой веселой траве: «Разорвет затылок. И мозги и кровь заляпают обои».

Он передвигает ствол ниже, к левому соску, где уже рвется из груди, стучит сердце.

«А отсюда я достану курок?» – механически думает Олег. И протягивает босую ногу большим пальцем к курку. Пробует. Трогает золотой курок пальцем. Да! Все в порядке.

Дурачок-котенок не понимает ничего. Трется о голую ногу. Мурлычет. Ждет ласки…

Мировой мягко отталкивает его ногой в сторону и, аккуратно наложив большой палец ноги на курок, закрывает глаза. Ну, теперь все… Осталось нажать… И… Идут мгновения. Палец медленно прижимает курок. Тот идет мягко-мягко.

И вдруг – острая, дерущая боль в пальце. Он инстинктивно дергается. Ствол соскакивает в сторону.

Неожиданно грохочет выстрел. Из ствола вихрем – порох и гарь…

Котенок с душераздирающим воплем в ужасе отлетает в сторону. Обдирает когтями обои. Несется по стене. И забивается куда-то под шкаф.

Мировой оглядывается. С выстрелом слетает с него этот морок. Несколько секунд, оглушенный, он не понимает, что произошло только что. А потом соображает. В последнюю секунду Чапка, которого он оттолкнул, впился зубами и когтями в большой палец ноги. От боли Олег дернулся так, что ствол отскочил в подмышку. И пуля прошла мимо, разодрав рубашку и кожу на боку.

По рубашке вниз расползается пятно. Но он жив. И даже не ранен серьезно. Так, глубокая царапина.

Сообразив, наконец, что произошло, Мировой испугался до дрожи в коленях. «Что это со мною было? Какая сила меня толкала?»

В ванной комнате ошеломленный Олег приложил к ране бинты и, глядя на розовую воду, текущую в воронку, наконец понял, что неведомо откуда появившийся в его доме Чапа спас ему жизнь.

* * *

В этот вечер он долго сидел у себя в кабинете и пытался разобраться со всем, что произошло с ним в последнее время. Со всей своей жизнью. При этом в голове у него было как-то по-особому тихо. Весь этот гул и гам, мысленный раздрай, который донимал его в последнее время, куда-то исчез. Как будто над рекою рассеивается утренний туман. И он ясно увидел пустоту.

В конце концов, он к чему-то пришел. И начал осматриваться. Пуля, пробив стекло книжного шкафа, вошла, раздробив его, в корешок книги, которую ему недавно принесли друзья – ценители прекрасного и тонкого. Книга называлась «Каноны Розы Мира».

Мировой наугад открыл эту небольшую книжицу на восемнадцатой странице и прочитал фразу: «Так где же ваша любовь?»

«Где же она, моя любовь? Что потерял я на этом длинном пути под названием жизнь? Куда идти?

Господи! Как часто врать приходится. И кому? Себе! Оправдывать, стараться забыть, посылать к черту, проскальзывать там, где полегче. И как часто от этого приходится страдать. И слабость, и разоблачение ее. Нет только силы. Не рабом ли я стал мелких дел и делишек, мелких потребностей и мелких чувствишек?

Не вянет ли мой разум? Не тает ли недавняя радость ощущения своей силы и полезности, да и само это ощущение? Грустно от повторения мелких бессмысленных забот. И какое-то чувство, что жизнь моя – повторение уже кем-то прожитой. Она – как надоевшая потрепанная книга с известным сюжетом и пугающим концом. А я – очередной скучающий читатель. А когда-нибудь потом на вопрос себе: “Жил ли ты?” – может быть, найдутся силы ответить: “Нет!”»

От таких мыслей захотелось что-то срочно изменить, кудаа-то бежать, искать то, что потерялось в житейской круговерти.

* * *

На следующий день машину Мирового видели в Кронштадте. Он прошелся по городу. Зашел в отремонтированный, обновленный Никольский собор. Постоял у канала, через который когда-то входили в ремонтные доки корабли.

В который раз вгляделся в памятник на гранитной стене – рыбке-корюшке, что спасла горожан от голодной смерти в годы войны и лихолетий.

Он искал здесь что-то.