Читаем Крутые перевалы полностью

Профессору позвонили в телефон, и опять пришлось несколько минут рассматривать на картинках сибирских зверей. Пастиков уже увлекся пятнистым оленем, когда раздался бархатный баритон:

— Я вас слушаю, товарищ.

— Я насчет работы на Шайтан-поле.

— Так… Я знаю о разведке, посланной в те края научно-исследовательским институтом… По-моему, оттуда и следует начинать. А мы ни о каких работах еще не имели суждения…

Больше прежнего припадая на короткую ногу, Пастиков прокружил до обеда по закоулкам сложных коридоров и перед концом занятий ввалился к одному из больших людей треста. Здесь, по краям красного стола, уставленного экзотическими лепками, сидели две нарядные дамы и пожилой мужчина. Большой человек закинул гладко причесанную голову к спинке кресла и стремительно оглянул пришедшего.

— Тут у вас тяжелее ходить, чем по таежным горам.

Пастиков громко выдохнул и опустился на стул, потеснив одну из дам. Розовая щека начальника дернулась.

— Я не понимаю вас, товарищ?

— А вот походите с мое, тогда поймете.

— В этом нет надобности… Давайте ближе к делу.

— Разведку посылали… на Шайтан-поле?

— Мы все разведки ведем через научно-исследовательский институт.

— Слыхал!

— Ну, и что же?

— Так с вашими же мандатами приехали туда люди!

— Это ничего не значит… Экспедиции наряжаются из помянутого института… Но вам что, собственно, нужно?

— Нужны деньги на организацию охотрыбацкого совхоза.

— Мы пока не предполагали по плану такого совхоза и вообще денег зря не бросаем… Это вам, как советскому работнику, должно быть известно… Но нужно потолковать…

— Там уже сотни рабочих корчуют тайгу… Вы посмотрите результаты разведки…

— Вот что! — начальник учреждения насупил рыжие брови и крепко нажал локтями на стол.

Пастиков взмок, как после парной бани. И таежный пот далеко не по вкусу пришелся поджавшим губки дамам. Начальник откинулся в кресло.

— Ну, хорошо, товарищ… Может быть там и выгодное предприятие, но мы без санкции директивных организаций таких крупных дел не решаем… Заходите завтра, а я соберу сведения.

В тот же день Пастиков добился свидания со знаменитым профессором Тяпиным, который выпустил книгу о камасинском племени. Профессор еще до мировой войны посетил улус и в шутку звал камасинцев «мой народ». Он же сосредоточил у себя всю переписку Пастикова.

Иконописный старик, похожий на русского Николу, продержал таежного гостя несколько часов только потому, что собирался выпустить вторую книгу о своем народце.

— Вот вы расскажите-ка о браках, — ученый умильно смотрел в утомленные глаза посетителя, — правда ли, что у них наблюдаются случаи полигамии? Или вот, погребальный обряд…

— Ничего не знаю, — багровел Пастиков. — Вы скажите, удастся или нет мне завтра же достать через институт денег?.. Ведь там разведка и три-четыре сотни колхозников.

— Совершенно вам сочувствую… Но… трудно ставить вопрос, пока не обработаны ваши материалы академическим способом… Впрочем, есть еще одно учреждение, в которое не мешает толкнуться — Комитет Севера.

— Но Комитет Севера не работает на юге.

— Вы правы, золотой мой… Тогда разве позвонить Окуневу.

— Кто это Окунев?

— А председатель правления крайохотсоюза… Прекрасный человек, знаете, самородок — вот вроде вас… Но я сам сегодня же пойду в крайисполком.

* * *

Над городом медлительно ширился рассвет, будто испытывая терпение спешивших жить людей. И опять, как накануне этого рождающегося дня, таежный человек бродил по кривым улицам краевой столицы. Улицы кончались тупиками заборов, возведенных непонятной прихотью былых хозяев города. Улицы были запутаны, как мысли Пастикова.

«Неужели откажут»?

Эти два слова до боли высекались в мозгу.

Кто-то крепко толкнул Пастикова плечом и чуть не сбил в канаву. «Кто-то» оглянулся, бросил в сторону таежника удивленный взгляд, сделал движение приподнять кепку я зашагал быстрее. Прохожий понял, что это не причинило Пастикову особенного беспокойства, даже не вывело его из раздумья. И только когда около четырехэтажного серого здания крайкома остановились гуськом машины, Пастиков слился с людским потоком и направился в парадную дверь.

Увидев себя в большое зеркало, он растерянно остановился. Обросшее, опаленное зноем лицо почти не отличалось от коричневой тужурки, рукав которой скалился клоком ваты. А тут девица с прямым пробором в пышных волосах загородила путь, слегка выставив вперед ножку в шелковом чулке.

— Вам куда, товарищ?

— Мне к секретарю крайкома.

— Возьмите пропуск у коменданта, а затем, изложите мне, по какому делу идете.

— Пропуск есть, — Пастиков качнулся на короткую ногу. — Мне нужно на заседание бюро крайкома.

— Так это вон в той зале.

Через стеклянные двери было видно десятка три людей, окружавших длинные столы под красным сукном. Люди разговаривали, просматривали газеты.

«Так вот они члены бюро краевой парторганизации», — Пастиков перешагнул порог, сел к стене. Кое-кто на мгновение оглянул вошедшего, а затем снова занялись своими делами.

— Зарегистрируйтесь, — предложил человек с гладко выбритой головой. — У вас доклад?

— Да… я вчера говорил с товарищем Линицким по телефону.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всероссийская библиотека «Мужество»

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии