Кровавые девы

Судя по всему, изначально, на заре прошлого века, когда Петербург был гораздо меньше, а мир много чище, монастырь святого Иова выстроили за городом, в миле-другой от Невы, и неудивительно, что позже монахи предпочли съехать. Вставший в ста ярдах от бывшей обители завод, где строили вагоны для русских железных дорог, извергал столько едкого дыма, что воздух вокруг пожелтел, а глаза жгло огнем. Под колесами экипажа, в глубоких колеях вдоль немощеной улицы, плескалась дождевая вода. От заводских ворот, от дверей омерзительных кабаков, с крылечек бесконечного множества покосившихся дощатых бараков вслед блестящему брогаму с неприязнью смотрели грязные, обросшие бородами люди в линялых лохмотьях. Стоило экипажу приблизиться к жуткому, неприветливому скопищу заводских цехов и подъездных путей, сплошь покрывавших земли бывших монастырских садов, выбежавший из переулка мальчишка лет четырех-пяти швырнул в сверкающий бок брогама конским яблоком.

– Вы, gospozha, не ошиблись? – спросил Иван, повернувшись к оконцу для переговоров с пассажирами.

Мысль о необходимости покинуть брогам откровенно пугала, однако Лидия твердо ответила:

– Нет. Это и есть монастырь святого Иова, о котором меня просили навести справки.

«В конце концов, я входила в гнезда вампиров и выбралась живой из толпы взбунтовавшихся турок на задворках Константинополя, – напомнила она самой себе. – У каждого из этих рабочих есть печень, селезенка, пара почек и пара легких. Сколько я ни вскрывала трупов точно таких же людей, как они, изнутри все выглядели одинаково…»

Кучер, покачав головой, проворчал что-то по-русски. Впереди, посреди пустыря, изборожденного тележными колеями, возвышались почерневшие от копоти, испятнанные, точно проказой, лишайниками и плесенью, стены обители. К костерку, разведенному за раскисшей, немощеной дорожкой невдалеке, жались двое оборванцев, издали напоминавших обросшие бородами тряпичные узлы, но к монастырским стенам, похоже, не желал приближаться никто – никто и ничто живое. Очевидно, когда-то к воротам обители вела аллея, но с тех пор от нее остались только серые пятачки щебня да рытвины в липкой грязи. Старинные, кованого железа ворота, украшенные неким строгим орнаментом, изнутри оказались обиты листовой сталью, создававшей впечатление неприступности и в то же время несказанного запустения.

– Gospozha, – запротестовал Иван, по сигналу Лидии натянув вожжи и осадив лошадей.

– Ничего страшного, – твердо ответила Лидия. – Я всего-навсего осмотрюсь вокруг.

Сняв очки, она робко подобрала подол юбки и ступила на землю.

– Gospozha, там нет ни души, – с досадой всплеснув руками, заверил ее кучер. – Сами видите, обитель уж сколько лет как заброшена.

– Мне сообщили, что здесь живет человек, которого я ищу по поручению мужа, – возразила Лидия, давным-давно обнаружившая (но так и не понявшая логики данного явления), что в разумности действий, предпринимаемых женщиной якобы по поручению мужа, большинство мужчин сомневаются значительно реже, чем в разумности тех же действий, предпринимаемых ею из собственных соображений. – Возможно, меня ввели в заблуждение, но должна же я хоть постучаться в ворота!

За остатками немощеной аллеи и по обеим сторонам от монастырских стен тянулось вдаль еще с полдюжины акров бросовой земли, кое-где обнесенной дощатым забором. Сквозь прорехи меж досок вдали виднелись кучка явно заброшенных времянок, огромные лужи и грязь. В мрачном, грязновато-сером солнечном свете (было семь вечера, однако солнце в небе стояло непривычно, обманчиво высоко) все это выглядело неописуемо жутко, однако вовсе не угрожающе.

– Будь любезен, останься здесь, с экипажем.

Не слушая возражений кучера, Лидия отвернулась и двинулась вперед: последовав за ней, Иван всерьез рисковал навсегда распрощаться и с лошадью, и с коляской. Придерживая элегантные юбки, она подошла к приземистой арке ворот.

Ворота, как и следовало ожидать, оказались заперты. Слегка удивляла лишь новизна замка. Склонившись над ним, Лидия водрузила на нос очки. Действительно, сталь блестит, нисколько не заржавела… Легкий налет ржавчины обнаружился только на стальном листе, и сварные швы, соединявшие его со старинной кованой решеткой, тоже казались довольно свежими.

Согласно выкраденным Джейми отрезным корешкам, Петронилла Эренберг приобрела все это два года назад, весной 1909-го.