Кровавые девы

Во второй коробке обнаружились записи посвежее, касательно дюжины поездок в Берлин, совершенных с октября 1907-го по апрель 1910-го. В ноябре 1909-го (когда северные зимы сокращают светлое время суток до нескольких часов около полудня) за поездкой в Санкт-Петербург последовало приобретение через три группы посредников секуляризированного монастыря святого Иова на северном берегу Невы, у окраины города. В то же примерно время «Петронилла» приобрела особняк на Садовой улице, не так уж далеко от особняка леди Ирен, и начала скупать недвижимость для сдачи в аренду на Выборгской стороне, включая небольшое здание – по описанию, «бывшую фабрику» – на Сампсониевском проспекте. Здесь же нашелся и отрезной корешок переводного векселя «Дойче Банка» на пятьдесят тысяч франков, выписанного на имя доктора Бенедикта Тайса.

Последние приобретения в записях из коробки датировались апрелем 1910-го. Примерно в это время в Санкт-Петербурге, по словам хозяина Москвы, объявился посторонний, «немец», весьма осложнивший междоусобные дрязги столичных вампиров.

«Отчего именно Санкт-Петербург? Потому что туда перебрался Тайс?»

Отобрав документы, касающиеся русской столицы, и еще кое-что из бумаг, Эшер уложил коробки в тайник под ступенькой, вернул на место драгет и металлическую планку, прихватил керосиновую лампу, принесенную снизу, спустился, прибрал за собой и покинул дом.

«Или потому что вампиры этого города враждуют друг с другом и умелый чужак может стравливать обе стороны меж собой в угоду неким собственным целям…»

Да, но откуда ей стало об этом известно? Судя по этим бумагам, ни в каких городах, кроме Берлина и российской столицы, она не бывала – ни в России, ни за ее пределами. Не сделан ли выбор ее берлинским куратором, фон Брюльсбуттелем? А то, что Санкт-Петербург – один из немногих европейских городов, где может обосноваться вампир со стороны, просто случайное совпадение? Или кто-то из них – либо она, либо он – все же знал о ссоре Голенищева с князем Даргомыжским? Вновь тот же вопрос: откуда?

Если кто-то из вампиров связался с германской разведкой, Исидро вполне может об этом знать. Поезд, отходящий в двенадцать пятьдесят восемь, прибудет в Берлин, город северный, до темноты… Заканчивая ликвидацию всех следов своего визита, Эшер взглянул на часы, затем на солнце за окнами и принялся вычислять в уме, насколько потемнеет небо к девяти тридцати. Пожалуй, звезд еще будет не разглядеть, а значит, вампиру, даже такому древнему и стойкому, как Исидро, снаружи показываться небезопасно. Однако по приезде в Берлин гонка ему предстоит еще та: отвезти гроб с чемоданами в изукрашенные, точно шкатулка для драгоценностей, апартаменты восемнадцатого века на Потсдамер-плац, а после убираться оттуда к чертовой матери, пока местные вампиры не пробудились и не собрались вокруг…

«Пожалуй, – подумал Эшер, – записку стоит написать в поезде, а перед бегством оставить поверх чемоданов».

Вернувшись в Альтштадт, в особняк Исидро, он запечатал раздобытые бумаги в большой конверт, а отправившись искать кеб, отослал их Лидии, на адрес князя Разумовского. Располагая точными сведениями о монастыре святого Иова и особняке на Садовой улице – то и другое приобретено при посредничестве «Дойче Банка», – Лидия без труда выследит «Петрониллу» в Санкт-Петербурге и приготовит информацию о ее возможном местопребывании к его возвращению.

А вот разобраться с Зергиусом фон Брюльсбуттелем в Берлине, пожалуй, будет сложней…

Прибыв на кельнский вокзал, Эшер заплатил носильщикам за переноску чемоданов под багажный навес и крепко задумался. Зергиус фон Брюльсбуттель… Как к нему подступиться? Задача – под стать порочному кругу из детской головоломки о волке, козе и капусте: отправившись к этому «фону» вместе с Исидро, он, Эшер, рискует привлечь к себе весьма опасный интерес берлинских вампиров, однако Исидро вряд ли достаточно разбирается во внутренней кухне шпионских игр, чтобы заметить все недомолвки и откровенную ложь.

Жизнь на вокзальных платформах, под высокой крышей из стекла и стали, кипела вовсю. Три офицера в серых мундирах встречали новые партии рабочих, прибывших на строительство фортификаций; растерянно озирались вокруг кучки заблудившихся американских (одетые подобным образом никем, кроме американцев, оказаться они не могли) туристов; наперебой гомонили лоточники, торгующие газетами, леденцами, имбирным пивом и яркими детскими ветряками на палочках. Прошедшего мимо священника в черном офицеры проводили недобрыми взглядами: лютеранская Пруссия аннексировала католический Кельн без малого сто лет назад, однако межрелигиозной вражды время не сгладило. Невысокая, коренастая туристка из Англии – кто, кроме англичанки, дерзнул бы читать нотации немецкому железнодорожному кондуктору в полной форме? – требовала от злополучного кондуктора каких-то объяснений, потрясая перед его носом путеводителем в красной обложке…