Кровавые девы

И если да, не помешало ли Исидро их общество – либо просто нехватка опыта в тайных ремеслах – обыскать особняк как следует? Сунув руку за лацкан, в потайной карман под подкладкой, Эшер коснулся конверта с последним письмом Исидро к леди Ирен Итон, написанным ей при жизни… письмом, хранившимся не в столе, наряду с остальными, а за стенной панелью в спальне. Продолжил бы Исидро поиски, не помешай ему компания явившихся не ко времени петербургских вампиров? Догадался бы, где искать?

Трамвай, везший Эшера в Нойеренфельд, оказался битком набит рабочими, едущими на строительство новейших фортификаций, начатое по приказанию кайзера, дабы защитить город от неизбежной попытки французов отбить его у захватчиков-немцев, как только начнется ожидаемая всеми и каждым Война. Коротая время, Эшер вслушивался в певучий кельнский говор, в невразумительные жалобы на засилье военных, в воркотню по поводу жен и детей, то и дело перемежающуюся извечным: «Друг, сигаретки не найдется?» Некоторые перешучивались с поденщицами – горничными и прачками, едущими на работу в дома богачей, поселившихся в фешенебельном пригороде, с кухарками, чьи мужья содержали в Кельне трактиры или промышляли извозом. Вскоре в трамвае остались только они: мужчины, сойдя, направились к свежим насыпям, к штабелям кирпича и бетонных плит, к будущим артиллерийским позициям. Глядя, как кельнцы карабкаются на земляные валы, Эшеру отчаянно захотелось во весь голос крикнуть им вслед: «Вы даже не представляете, чем это обернется!»

Однако что тут могут поделать простые рабочие? Еще года два-три, и их, одетых в мундиры, выведут на эти позиции, отражать натиск Франции, косить французских солдат, будто коса Жницы – колосья…

Эшер прикрыл глаза.

«И позаботиться, чтоб им – чтоб всем пережившим войну – не пришлось отбиваться от разведенных властями вампиров, кроме меня, некому».

Дом Петрониллы Эренберг оказался во многом похожим на особняк леди Ирен Итон: роскошный, укромный, отгороженный от тенистой, по-деревенски тихой улочки высокой стеной. И дневную приходящую прислугу несложно найти, и для ночной жизни место весьма приятное. Три четверти часа Эшер потратил на наблюдения – за улицей, за окрестными домами, а особенно за маршрутами патрулирования местных констеблей. Угодить под арест в Германии, в полумиле от военного объекта важного оборонного значения, ему не хотелось ничуть.

Войти в дом с черного хода, воспользовавшись отмычками, оказалось несложно. Поиски того, что ему было нужно, заняли не больше полутора часов.

«Если эта дамочка сотрудничает с германской разведкой, ей наверняка дали рекомендации, где и как устраивать тайники…»

Но если и так, хозяйка рекомендациями не воспользовалась. Ни сейфов, ни отодвигающихся панелей, столь горячо любимых Аусвертигес Амт, Эшер нигде не нашел. Однако, располагая богатым опытом работы с агентами-непрофессионалами, он давно выучил назубок все мириады местечек, где они могут хранить финансовые документы, – от шатких половиц под уголком ковра до чемоданов, задвинутых в глубину чердаков. Вдобавок финансовые документы означают коробку…

«Хвала Господу, я ищу не железнодорожный билет или пропавшее завещание, как в детективных романах!»

Еще ей следовало учитывать прислугу, убирающую комнаты без ее присмотра…

И это, вероятнее всего, означает специально устроенный тайник.

Обследовав половицы на чердаке (а-ля «Знак четырех») и темные уголки меж стропилами, он двинулся вниз, методически осмотрел ступени чердачной лестницы, а после ступени лестницы третьего этажа, отчего-то не застланные ковровой дорожкой. Скудно освещенную лестницу со второго этажа на третий украшала дорожка из дешевого драгета[51]. Начав с верхней и нижней ступеней, Эшер обнаружил, что наверху край дорожки не прибит гвоздиками, а крепится к месту металлической планкой всего лишь на двух винтах.

Аккуратно уложенный в пару коробок из-под обуви «клад» обнаружился под второй ступенькой, откидывавшейся на петлях.

Нет, не банковские книги – их она забрала с собой. В коробках хранились выписки по счетам за многие десятилетия, подробно описывавшие акты передачи собственности, безвозмездные пожертвования, помещения капитала… все то же самое, что (возможно, прямо сию минуту) искала Лидия в книгах всех германских банков Санкт-Петербурга, куда, подкупив кого-либо из клерков или просто отдав приказ, сумел открыть ей ход князь Разумовский. Записи, что постарше, из первой коробки, начинались с 1848-го, вероятно вскоре после того как Петронилла Эренберг стала вампиром, только тогда ее звали не Петрониллой, а Петрой. В 1870-х она передала все «племяннице» по имени Паулина и в качестве Паулины приобрела этот дом, в 1896-м переписанный – заодно с прочей недвижимостью в Кельне и других городах, не говоря уж о солидных пакетах акций железнодорожных и судовладельческих компаний, – на Петрониллу Эренберг.