Кровавые девы

К прибытию поезда солнце в небе достигло старого университетского городка, а пока Эшер переправлял багаж в глубокий подвал под фахверковым особняком по адресу, указанному в очередной записке Исидро, тени на булыжнике мостовых вытянулись во всю длину. Отыскав собственную резиденцию, пансион на том берегу реки, в тени древней церкви, он ночь напролет вслушивался в перезвон нюрнбергских колоколов. Мрачная, чем-то сродни пражской атмосфера Нюрнберга навевала тревогу. Казалось, город полон суровых готических тайн оккультного толка… но до знакомства с Исидро, до разговора с Соломоном Карлебахом Эшер ни за что не принял бы этой тревоги всерьез.

Большинство вампиров, с которыми ему доводилось встречаться, дети двух-трех последних столетий, неизменно завораживали его, фольклориста и языковеда, и – пусть даже внушали нешуточный страх – в глубине души оставались весьма сродни людям: разглядеть узы, связующие их с прежней, человеческой жизнью, не составляло труда. Единственный из «долгожителей», заставших Средневековье (с другими ему подобными Эшер не сталкивался), оказался безумцем…

Как долго человеческий разум способен сохранять ясность, существуя в условиях, навязанных преображением? Этого Эшер не знал и получить от Исидро откровенный ответ на подобный вопрос не рассчитывал. Знал лишь, что с годами вампиры становятся проницательнее и сильнее, и от этого на сердце тоже вовсе не становилось спокойнее. В серости предрассветных сумерек, по пути через мост, к нужному дому на Унтере Кремерсгассе, его никак не оставляло тревожное ощущение, будто идет он прямо в ловушку. Да, франкфуртский поезд отходит в семь, а сизого света, озарившего улицы еще в пять утра, вампиру не перенести, но кто знает, до которого часа они спят в гробах и когда пробуждаются?

Увы, благополучно дойдя до арендованного Исидро гнезда, он обнаружил там не билеты на поезд, а оставленную Исидро записку: «Я должен поговорить еще кое с кем», – что настроения отнюдь не улучшило. Газеты, прочитанные накануне в течение долгого-долгого дня, оказались полны умозрительных рассуждений о тонкостях соотношения сил древних империй, австрийской и русской, и юного германского Рейха: сербские государства требовали независимости от австрийских правителей, немецкое население сопредельных стран настаивало на воссоединении с отчизной, Германией, русские грозили австрийцам вступиться за сербов во имя славянского братства…

«Неужто даже Неупокоенные не могут удержаться от междоусобной грызни?»

Наступивший день он снова провел у себя, в пансионе у древней церкви, переписав по порядку адреса всех домов, где останавливался Исидро, – барочного дворца в Варшаве, и пражского склепа пятнадцатого столетия, и нынешнего фахверка на Людвигштрассе, – и отослал список почтой самому себе до востребования, на адрес оксфордского банка. Во время Департаментской службы он постоянно пополнял собственный реестр надежных пристанищ – домов, сдаваемых внаймы без лишних расспросов, – во всех городах Европы, однако суммы, имевшиеся в распоряжении Исидро, наверняка изрядно превосходили финансовые возможности Департамента.

На следующее утро, в семь, он и, очевидно, упакованный в гроб Исидро, хотя встреч в городах, где обитали Неупокоенные, они с испанским вампиром старательно избегали, погрузились на франкфуртский поезд. Пробыв во Франкфурте двадцать четыре часа, в полдень двадцать девятого апреля они отправились на берега Рейна, в Кельн, некогда вольный город в составе империи, затем перешедший к французам, а ныне, к безудержной ярости французских реваншистов, вновь ставший германским.

В понедельник, явившись поутру в старинный каменный особняк посреди Альтштадта[48], Эшер обнаружил на крышке клавикордов ворох небрежно надорванных пустых конвертов с одним и тем же адресом – адресом Петрониллы Эренберг: Хайлиге-Урзуласгассе, Нойеренфельд. Нойеренфельд… деревушка у окраины Кельна…

Отправлены все они были неким полковником Зергиусом фон Брюльсбуттелем, Шарлоттенштрассе, Берлин.

Рядом с конвертами лежала пара билетов на поезд.

Эшер тяжко вздохнул:

– Значит, все же Берлин…

Глава шестнадцатая

Берлинский поезд отходил в без нескольких минут час. Ненадолго задержавшись в особняке, Эшер повертел конверты в руках. Бумага не из дешевых, плотная, с водяными знаками – по крайней мере три шиллинга за десть[49], чернила весьма хорошего качества. Вполне сообразно «фону». Наверняка прусскому юнкеру[50]. И после двухлетней переписки с ним, завершившейся в апреле 1910-го, эта самая мадам Эренберг отбыла в Санкт-Петербург, за Бенедиктом Тайсом, предположительно прихватив с собою мсье Текселя.

Присутствовали ли кельнские вампиры при обыске дома Петрониллы Эренберг?