Исидро она пришлась по душе («По сердцу», – шепнуло сознание, однако от этой мысли Лидия с яростью отмахнулась: подобные существа любить неспособны!), кроме прочего, из-за того, что ее интеллект не уступал его собственному. А Маргарет он выбрал из-за ее непроходимой глупости. Внушил ей, одинокой, любовь к себе… а после избавился от нее, словно от перчатки с чернильным пятном, поскольку она оказалась прилипчивой, неинтересной ему, неуклюжей в своей ревнивой влюбленности. То есть полной противоположностью Лидии.
И Маргарет это понимала. Их путешествие пунктиром пронизывали сцены ревности, числом около дюжины, неизменно доводившие несчастную, ничтожную гувернантку до слез.
И после всего этого Исидро убил ее…
– Да, ты совершенно права, – надеясь, что голос ее звучит нормально, обыденно, продолжила Лидия. – Сегодня вечером соберем вещи, а завтра с утра ты проводишь меня до Лондона. Там, в Лондоне, есть бюро, где можно нанять респектабельную компаньонку – ведь я ни за что не подумала бы увозить тебя так далеко от родных, да еще навстречу опасности захворать…
– Ничего со мной не сделается, мэм, – заверила ее Эллен, хотя перспектива поездки в края, где не говорят по-английски, явно внушала ей нешуточные сомнения. – Может, лучше уж мне с вами?..
– Нет-нет, дорогая, не стоит, – твердо ответила Лидия, вновь стиснув ее ладонь и улыбнувшись как можно наивнее. – Кроме того, если я увезу тебя в такую даль, мистер Херли мне в жизни этого не простит.
Мистер Херли, вдовец с роскошными усами, содержал паб неподалеку, на углу.
Эллен вскинула голову, точно жеманничающий першерон[31].
– Да ну вас, мэм, скажете тоже!
Не без труда выставив служанку из кабинета, Лидия наконец получила возможность взглянуть, кто, черт возьми, таков этот Айзексон, которого ей следует разыскать в Санкт-Петербурге. Обнаружив, что это князь Разумовский, она изрядно обрадовалась, словно случайно увидела симпатичное, располагающее к себе лицо и золотистую бородку русского дипломата в толпе, и с легким сердцем приступила к сборам в дорогу. Чайные платья, дневные платья, вечерние туалеты, наряды для прогулок… Белые с зеленью башмачки прекрасно подходят к бледно-лиловому дорожному костюму, но не к синему с белым, значит, надо бы не забыть и синие полусапожки… А не замерзнет ли она в пальто из верблюжьей шерсти или лучше взять серое, на меху? Пожалуй, оба – для верности… «Интересно, насколько холоден апрель в Санкт-Петербурге?» О, и шляпки… и труд Фишера о химии белка… и этот поразительный трактат о радиографии за авторством супругов Кюри, и четыре последних номера «Британского медицинского журнала», и миниатюрный набор отмычек – тот, что раздобыл для нее и заставил освоить Джеймс… А какого цвета перчатки подойдут к прогулочному костюму оттенка коричного дерева?
«О боже мой, похоже, тут нужен еще один чемодан…»
Но всякий раз, стоило ей ненадолго прерваться, раскладывая среди пенных кружев постели нижние юбки и блузы, чулки и корсеты, тишина заполняла комнату, подобно мертвенно-черной воде. Вечер едва начался, однако Лидия задернула шторы, как будто из страха, выглянув в темноту за окном, увидеть в сгущающемся тумане по ту сторону улицы мутную бледную тень, не сводящую с нее глаз, отражающих огоньки светильников в спальне.
– А этого где обнаружили?
Эшер поворошил прах в жестяном ящике длинным пинцетом, предупредительно одолженным ему Зуданевским, опознавая в уме припорошенные серым пеплом фрагменты. Зуб, еще зуб, ссохшееся в огне «крылышко» подвздошной кости, лопнувший, съежившийся до величины апельсина череп… а вот суставы пальцев ног и рук сохранились намного лучше, как будто огонь вспыхнул внутри, в животе и груди, а оттуда устремился наружу. Ни косточек от корсета, ни наконечников шнурков – только оплавленные комочки стальных пуговиц с брюк и рубашки: очевидно, на сей раз жертвой стал юноша.
Запах пепла, наполнивший тесную комнатку, поглощал миазмы огромного здания почти без остатка.
– В старом каретном сарае на Каменном острове, – ответил Зуданевский, пометив нужное место на карте желтой булавкой.
От трущоб Выборгской стороны сарай отделял только один из узких рукавов Невы. До палевого кирпичного монолита штаб-квартиры Охранного – меньше мили… пешком несложно дойти.
– Сами взглянуть на место желаете?
– Да, разумеется. И на мансарду, где прошлой осенью нашли ту девушку, если вас не затруднит.
– Нисколько! – отрицательно покачал головой полицейский. – Рад услужить, господин. Вижу, вернулись вы раньше срока – стало быть, нашли в Москве, что искали?
– Нет, ничего. Однако, – добавил Эшер, вовремя вспомнив о маске американца в погоне за беглой женой, – думаю, кое-какая связь тут имеется. Этот Орлофф – или как его там на самом деле – обмолвился, будто думает, что сестру его кто-то убил, подстроив этакий несчастный случай… вот только ума не приложу, каким образом и зачем.
Блеснув толстыми линзами очков, Зуданевский перевел взгляд на него. В водянистых, обрамленных множеством мелких морщинок, мутноватых, словно от недосыпа, глазах полицейского мелькнуло нечто странное.