— Заговорил ли я? Я говорил, пока моё горло не воспалилось. Я рассказал им всё, о чём только мог подумать. Я прокричал каждый секрет, что знал. Я лепетал, как дурачок. Когда кончилось всё, что я мог рассказать, я начал выдумывать. Я ссал под себя и плакал, как девчонка. Все так делают.
— Но не все выживают. Два года в императорских тюрьмах. Другие и половины этого срока не продержались. Врачи были уверены, что вы больше не встанете с постели, но годом позже вы подали прошение в Инквизицию. —
— Мне говорили, что вас изуродовали, что вас сломали, что вы никогда не поправитесь, что вам нельзя доверять. Но я решил дать вам шанс. Турнир каждый год выигрывают всякие дураки, а на войне получается немало многообещающих солдат, но ваши достижения по выживанию за эти два года просто уникальны. Так что вас отправили на Север, возглавить один из рудников. И как вам Инглия?
— Там было холодно, — сказал Глокта.
— Вы тоже были холодны. Вы завели мало друзей в Инглии. Очень мало среди Инквизиции, и никого среди ссыльных. — Он выдернул из стопки бумаг оборванное письмо и критически глянул на него. — Наставник Гойл сказал мне, что вы бесчувственный человек, совершенно лишённый страсти. Он думал, что вы никогда ничего не добьётесь, что ему от вас никакой пользы. —
— Но три года спустя выработка увеличилась. Фактически она удвоилось. Так что вас вернули назад в Адую, работать под началом наставника Калина. Я думал, что вы, возможно, научитесь у него дисциплине, но, похоже, я ошибался. Вы всё делаете по-своему. — Архилектор хмуро посмотрел на Глокту. — Честно говоря, я думаю, что Калин вас боится. Думаю, они все боятся. Им не нравится ваша заносчивость, ваши методы, им не нравится ваша… особая проницательность в нашей работе.
— А что думаете вы, архилектор?
— Честно? Не уверен, что мне нравятся ваши методы, и сомневаюсь, что ваша самонадеянность полностью заслуженна. Но мне нравятся ваши результаты. Ваши результаты мне очень нравятся. Он захлопнул связку бумаг и положил сверху руку, наклонившись через стол к Глокте.
Глокта нахмурился.
— Мастера-распорядителя монетного двора, ваше преосвященство?
— Его самого.
— Могу ли я спросить почему?
— Не можете. Обо всех "почему" позвольте беспокоиться мне. Вы же сосредоточьтесь на получении признания.
— Признания в чём, архилектор?
— Как в чём? В коррупции и государственной измене! Похоже, наш друг, мастер-распорядитель монетного двора, был весьма неблагоразумен в некоторых личных сделках. Похоже, он брал взятки и злоумышлял с гильдией торговцев шёлком в ущерб интересам короля. И поэтому было бы очень полезно, если бы высокопоставленный торговец шёлком назвал его имя в какой-нибудь неприятной связи.
— Просто поразительно, какие имена начинают сыпаться из людей, когда они начинают говорить.
— Хорошо. — Архилектор взмахнул рукой. — Можете идти, инквизитор. Я приду за признанием Тойфеля завтра в это же время. Лучше вам его раздобыть.