Кровь ацтека. Тропой Предков

— Она страдает от espanto, — промолвил касик, причём голос его при этом упал до шёпота.

Вот оно что, espanto! Об этом мне доводилось раньше слышать — индейцы в Веракрусе тоже произносили это слово шёпотом. Если вообще решались произносить.

Так назывался суеверный страх, охватывавший и не покидавший человека, который стал свидетелем чего-то ужасающего. Не просто пугающего события или трагедии, такой как смерть любимого человека, а чего-то сверхъестественного, например явления призрака или духа. Говорили, что от espanto часто до конца своих дней страдают те, кому довелось увидеть Ночного Дровосека, заталкивающего людские головы в свою зубастую пасть на груди, или камацотц — кровожадную летучую мышь с юга, нападающую на людей и рвущую их клыкастой пастью. Одержимые этим страхом нередко теряли способность есть, чахли и умирали.

По пути к хижине больной касик и Целитель толковали о чём-то ещё, но я шёл сзади и разговора не слышал. Хозяйка хижины вышла нам навстречу и приветствовала собравшихся. После обязательной процедуры знакомства, во время которой я намеренно держался в сторонке, все снова расселись и раскурили трубки.

Теперь к небу поднималось уже шесть струек дыма. Женщина дымила ничуть не хуже мужчин.

Это была вдова лет сорока, невысокая, приземистая индианка. Всю жизнь она только и делала, что работала на полях, пекла тортильи да нянчила детей. Женщина рассказала Целителю, что её муж умер год тому назад. Это был уже второй её супруг, от первого у неё было трое детей: два мальчика и девочка. Один сын и дочь умерли от peste, чумы, а второй сын женился и живёт отдельно. Сама она повторно вышла замуж лет пять тому назад; её покойный супруг отличался в постели неукротимостью.

   — Он был одержим Тласольтеотль, — пояснила она Целителю.

Мне было знакомо имя этой богини, весьма почитаемой ацтеками.

   — Мой покойный муж жертвовал Тласольтеотль много крови, — рассказывала больная, — и богиня вознаградила его за это любовной силой нескольких мужчин. Поэтому он постоянно требовал от меня ауилнема. — Она промокнула слёзы, выступившие на глазах. — Я так часто этим занималась, что мне даже больно было присесть, чтобы раскатать тортильи. Он просто удержу не знал. Даже среди бела дня являлся домой с поля и требовал, чтобы я приняла его тепули в свою типили.

Целитель и собравшиеся старейшины выразили сочувствие к нелёгкой доле этой женщины. Правда, я сначала не понял: в чём теперь-то проблема, если он умер? Но тут женщина всё объяснила:

   — Муж умер в прошлом году, и несколько месяцев я жила спокойно. Но теперь он вернулся.

До сего момента я от скуки чертил в пыли бессмысленные узоры, но тут навострил уши.

   — Он приходит ко мне посреди ночи, сдёргивает одеяло и раздевает меня догола. А затем снимает свою одежду и ложится в постель рядом со мной. Я пытаюсь отстраниться, но он силой раздвигает мои ноги.

Она показала старикам, как призрак мужа раздвигает её ноги, очень впечатляюще раздвинув их руками, напрягая при этом бёдра, словно в попытке сопротивления.

Все старейшины следили за происходящим весьма внимательно, особенно когда ноги женщины раздвинулись настолько, что стало видно, куда покойник вставляет свой реnе.

   — Он является ко мне не один раз за ночь, но никак не меньше трёх-четырёх раз!

Старики изумлённо ахнули, да и я не удержался. Три или четыре раза за ночь! Постоянная ночная борьба, которую приходилось вести этой немолодой женщине, давалась ей нелегко — под глазами у бедняжки были тёмные круги.

   — Я не могу есть, и тело моё чахнет! — простонала она.

Старики взволнованно подтвердили, что да, она действительно чахнет.

   — Она не так ещё давно была в два раза толще, — заверил Целителя касик, — женщина в теле, она могла работать в полях целый день и при этом вести хозяйство.

Целитель стал задавать больной вопросы о призраке, который насиловал её по ночам, выспрашивая всё очень подробно: и как он выглядел, и какое у него было выражение лица, и что было на нём надето, и каково его тело на ощупь.

   — Как рыба: такой же мокрый и холодный, — сказала женщина, — когда он засовывает свой тепули в мою типили, такое чувство, будто у меня там рыбина.

Бедняжка вся передёрнулась, возможно снова ощутила внутри себя холодную рыбу, и мы все вздрогнули вместе с ней.

Закончив расспросы, Целитель встал и направился к росшим вдоль кромки маисового поля деревьям. Над ними вились птицы, и ветерок доносил до нас их щебет.

Пока Целитель прогуливался, мы все оставались сидеть на корточках рядом с женщиной, изо всех сил напрягая слух, норовя догадаться, что именно рассчитывает узнать Целитель от пернатых. Я тоже прислушивался к песенкам и щебетанию птиц, но, ясное дело, не мог уловить никакой связи между их пением и затруднениями этой женщины.

Наконец Целитель вернулся, чтобы поделиться с нами тем, что ему открылось.