Кровь Ардана

Хотя это я уже перебрал. Домашники помогают, если им чего вкусненького ночью у печки оставить. А печки у нас, кстати, мелкие были, чтоб дерево не подпалить. Раз такое случилось — вот смеху было! Все носились как ужаленные. Тут ещё мух-огнежорок налетело. Потом выгонять пришлось. А с них же пыль дымная сыпется.

Отмывать пришлось нам. Взрослые, видите ли, и так умахались. Рюк тогда разошёлся командовать что кому делать. Я ему, значит, заявил вот прямо в лицо, что если хочет — пусть сам возюкается. И если бы не лужа — я бы победил. А то поскользнулся и полетел вниз.

«Ха-ха, — поднялся в голове насмешливый голос Риски, — как-то тебя за подштанники держат. Рюк. Не отпускай его, а то разобьётся, и нам ещё его соскребать».

«Не отпущу».

Я тряхнул головой. Вот уже!

— Слушай, а если нам тропу спутают?

— Здесь нет тропы.

Вот утешил.

— А если, — тут я малость струхнул, а что? Я ведь не о абы чём вспомнил, а о самых них. — А если… мы огоньки увидим.

Тишина.

— Блуждающие огоньки.

Он меня вообще расслышал?

— Они ведь заведут в самую топь и погубят.

Прямо мать на память процитировал. И отца, и Нюшку. И Дед-Не-Ответ так говорил. Да у нас так вечно одно и тоже бормотали. С болотными огоньками лучше никогда и ни за что не встречаться. А то так уведут за собой, ничего не объяснят, заманят в самую топь и всё — поминай как звали. Нет-нет, я на такую удочку не попадусь.

— А когда мы уже придём?

— Скоро.

— Правда?

— Да.

Собственно, я зачем пошёл? Мне нужна эта ужасно удивительная штука. Чтобы принести её в деревню и чтоб все задохнулись от зависти. Тогда они поймут, что мне и пятнадцати не будет, а я уже в каменствах стану. Вот Дед-Не-Ответ. С ним какая история. С ним все разговаривают, но по существу и лишним словом не обмолвятся. Хотя недавно мать ему каравай испекла. К Деду только неделю назад во сне пришла весть, что он в каменства может идти.

Я поёжился. Вот так всю жизнь прожить, и только под восемьдесят лет… Ни за что так не хочу.

Нужно было с собой поесть прихватить. В животе засосало. А у нас к обеду хлеб горячий был. Ого! Это сколько уж я здесь брожу? Постойте-ка. Я увидел его утром на поляне… так. А потом он что? Меня позвал. Говорит, иди за мной, я покажу тебе место где гулять и самую интересную на свете штуку. Ещё солнце слабо светило и дым поднимался от ночных костров.

Я тогда как всегда бродил на поляне. То есть это поля такие. Но мы их все поляной называем. Тем более там и правда полянка есть, чуть деревьями отгороженная. Рюк её себе облюбовал. Оно и верно, там все наши.

Болота там нет. Оно только дальше за деревьями тянется. И мошкара не летает. Каменства же — не просто так тебе.

Вообще, там кроме которой травы ничего не растёт. Стоит себе поле. Вот я и приключаюсь каждый день. Приключения у меня, в общем. Это нужно видеть, в какой в каменствах одежде стоят. Мать говорила, что её бабка, Дулься, так в своём любимом платье с бомбонами и пошла, и стала вытянувшись. А по мне, смешное платье — ну чистый цирк.

Цирк у нас бывает, если что. Мы его сами делаем. Я обычно вампир.

— Есть охота. У тебя ничего нет?

— Нет.

Идём.

— Ты неправильно спрашиваешь.

— Чего? — отозвался я, примеряясь камешком в чащу. Кинул и притих. Там что-то рыкнуло.

— Нужно говорить, не «у тебя ничего нет?», а «у тебя что-нибудь есть?».

— А разница какая?

— Какой вопрос, такой и ответ.

— Ладно, у тебя что-нибудь поесть есть? — Я на всякий случай уточнил. А то ещё скажет там, руки-зубы имеем.

— Нет.

— Тьфу ты.

Вообще это всё шального народа радости. К словам там придираться или формулировками не точными пользоваться. Вот джинн, пожелаешь ему жить вечно, и радуйся потом до конца дней кактусом. С этими если договор заключаешь — нужно ухо держать востро и хвост пистолетом.

Они в чащах нецивилизованные.

Так вот, я когда в каменства уйду — пусть себе грызутся. А я себе буду прямой и гордый стоять, и только на них насмешливо поглядывать. Но нужно что-нибудь делать с белокрылами. Хотя Нюшка вытрет, она такая.

Эх, размечтался что-то.

— Сколько тебе лет?

— Много.

— Двадцать пять наверно. Ты уже такой старый. А всё ещё не в каменствах.

— Мне было меньше. Когда…

— Что?

Я не расслышал.

— Когда…

— Да говори громче!

И тут я услышал это. Разом как ледяным холодом дохнуло. Руки ноги свело что дай бог!

— Ч-что это?

Такой рык, что и невозможно. Сильный-сильный и низкий, как из самой земли. И чем дольше, тем ближе становится. Даже деревья застыли и замолкла трескотня, исчезла мигом мошкара и ночные чудища повтягивались в норы.

Шевелиться не хотелось. А оно и не получалось. Руки-ноги как одеревенели. Меня от следующего рыка пробрало… то есть оно немного напугало, но не очень.

Что нужно делать, если таки выдрался в болото и там нехорошо с тобой приключилось? Вот гадость. Ничего в голову не лезет! Кричать? Нет. Присесть? Нет. Ага, выдряпаться на ближайшее высокое дерево и сидеть там до утра.

Я оглянулся. Заприметил дерево и крался теперь спиной к нему.

— Эй. — Крикнул пятясь. — Пошли. Там высоко.