Крепость во тьме

Он показал в сторону кормы. Колгрейв и я обернулись.

Различить можно было лишь верхушки мачт. Я посмотрел на Колгрейва.

Я видел на его лице муку, неутоленную жажду… Он жаждал кровопролития точно так же, как я жаждал рома, жаждал воспользоваться луком…

– Итаскийский корабль! – крикнул Тор несколько минут спустя. В голосе его звучали кровожадные нотки. Он тоже жаждал убийства.

По главной палубе прокатилась волна нервозности и растерянности. Никто больше не ощущал той непоколебимой уверенности в себе, которая двигала ими до того, как нас захватили колдовские силы.

«Дракон» в самом деле изменился. И продолжал меняться.

– Курс прежний, первый помощник, – наконец прохрипел Колгрейв.

Чувствовалось, что эти слова доставляют ему страшные мучения. Но он все же их произнес.

Поднялся ветер. Он дул нам в левый борт, направляя к берегу. Чем больше мы поворачивали в сторону моря, тем сильнее становился ветер.

В нем ощущался запах колдовства.

Собрав добычу Мики, Колгрейв отнес ее к себе в каюту и вернулся на корму. Больше он ничего не сказал. Став прежним упрямым Колгрейвом, он держал неизменный курс в сторону Фрейланда.

Мы прошли в трехстах ярдах от корабля чародея. Команда его была слишком занята попытками остаться на плаву, чтобы обращать на нас внимание. Некоторые звали на помощь. Мы не помогли.

Колгрейв смеялся над ними. Уверен, его голос донесся до их корабля.

Вскоре пробитый корабль начал погружаться, и ветер утих. Вероятно, колдун вынужден был полностью сосредоточиться на собственном выживании.

Один раунд в нашу пользу.

Мы не получали приказов ни от кого. Даже от тех, кто прикидывался нашими спасителями.

Именно так, по словам Тора, заявило существо в красном в разговоре с Колгрейвом. Оно хотело поторговаться.

«Поторговаться?» – подумал я. В таком случае его влияние на нас не могло быть столь сильным, каким казалось.

Я улыбнулся, стоя на носу и предвкушая появление на горизонте побережья Фрейланда. Прошло немало времени с тех пор, как мы побывали там в последний раз.

Черные птицы кружили над головой. Вскоре одна за другой они уселись на мачты. Казалось, они уже не столь возмущены, как раньше.

VIII

Весна лишь недавно пришла на западное побережье Фрейланда. Бухту, где мы бросили якорь, окружали невысокие, поросшие лесом зеленые холмы. Дни стояли теплые и располагающие к лени.

Делать действительно было нечего – впервые с тех пор, как я появился на борту «Дракона». Корабль был в превосходном состоянии. Половину работы сочиняли Ток и Худой Тор – просто от нечего делать. Несколько дней мы лентяйничали.

Но беспокоившие нас вопросы и сомнения никуда не девались. Что решит Колгрейв? И будет ли решение правильным?

– Правильным? – с нескрываемым удивлением спросил Мика. – Проклятье, что за вопрос, Лучник?

Вместе с ним и Святошей мы соорудили подстилку из сложенного паруса и лежали, глядя на облака. За бортом покачивались рыболовные лески. Рыбной ловлей я не занимался с детства.

Столь далекое свое прошлое я не помнил. Я просто знал, что когда-то любил ловить рыбу.

– Вполне разумный вопрос, – настаивал Святоша. – Мы оказались на перекрестке добродетелей, Парусинщик. Мы стоим на распутье…

– Да брось, Святоша, – проворчал я. – Надоело уже.

– Кажется, клюет, – ответил он.

– Спокойно, Лучник, – сказал Мика. – Он меняется к лучшему.

Я был вынужден согласиться. В свое время я ненавидел Святошу за то, что он считал себя нашей совестью, оставаясь при этом худшим грешником.

Святоша вытащил из-за борта небольшую рыбу:

– Будь я проклят.

– Вне всякого сомнения. Мы все прокляты. Уже целую вечность.

– Спорный вопрос. Но я имел в виду рыбу.

Это оказалась маленькая пятнистая песчаная акула около шестнадцати дюймов в длину. Не совсем то, что нам было нужно. Я собрался раздавить ей голову пяткой.

– Почему бы не бросить ее за борт? – спросил Мика. – Она никому не причинила вреда.

Проблема заключалась в том, что акула не желала освобождаться, даже с нашей помощью. Маленькие челюсти щелкали, шкура обдирала мне пальцы, пока я пытался удержать ее, чтобы Святоша вытащил крючок.

Она умерла до того, как мы успели ее спасти.

– Ты говорил о правильных поступках, – сказал Мика. – Почему вдруг? Никогда не слышал такого от Лучника.

Я хмуро посмотрел на него. Святоша встал на мою сторону:

– Он прав. Колгрейв – единственный из нас, кто еще неприятнее Лучника.

Я с ним не согласился. По крайней мере, я никогда так не считал. Куда более неприятными личностями мне казались Святоша и Барли.

К нам подошел Малыш. В последнее время он был необычно молчалив, словно замкнувшись внутри себя, несмотря на славу болтуна и задаваки.

Он присел рядом со мной на подстилку из паруса.

Удивительно.

Малыш мне в чем-то нравился. Он напоминал меня самого в юности. Но мне от него не было никакой пользы. Я никогда его не понимал – разве что я и в самом деле походил на кого-то из тех, кого он ненавидел прежде, чем оказаться на борту «Дракона».

– Эй, Лучник, что думаешь? – спросил он.

– Гм? О чем, Малыш? – Почему он вообще меня спрашивает?

– Обо всем этом. О нашем возвращении.