Крепость во тьме

Там, где командиры обладали волей и энергией, правоверные держались вместе. Два небольших подразделения проникли во владения Прост-Каменца. Еще одно пересекло Серебряную Ленту и обрушилось с огнем и мечом на неохраняемые внутренние земли Итаскии. Армия на побережье, после яростной стычки с остатками войска Грейфеллса, ошеломила итаскийцев, двинувшись на север и заняв большой портовый город Портсмут. Другие подразделения устраивали засаду войскам Грейфеллса, преследуя их фуражиров.

Положение стало своего рода патовым. Грейфеллс не мог двинуться на юг, пока войска угрожали его родине, а правоверным не хватало воли, чтобы возобновить наступление.

На юге Гарун и Хоквинд брали очередные города и замки, вырезая под корень сторонников Ученика. Захватив Симбаллавейн, они ворвались в Ипопотам.

Военный губернатор захваченных провинций позволил им излить всю свою энергию и страсть, а когда они уехали, собрал разбросанные войска и вновь занял Либианнин, предав мечу всех неверных. Чересчур уверенный в себе Гарун уговорил Хоквинда совершить бросок на север, чтобы отвоевать город.

Ловушка захлопнулась в узкой долине в дне пути от Либианнина. Хоквинд и бин Юсиф оставили на поле боя восемь тысяч мертвецов – до этого у них было всего двенадцать тысяч человек. Выжившим удалось проникнуть за неохраняемые стены Либианнина, но их не встретили как освободителей. Враги сумели объединить жителей города против них.

– Известие о великой победе, повелитель, – сказал Эсмат, услышав о событиях на юге в селении, где он только что побывал. На юг постепенно двигались и они сами. – Войска Гильдии и роялистов почти уничтожены в сражении под Либианнином. Выжившие заперты в городе.

Ученик, к которому уже вернулась ясность мыслей, сразу же увидел открывшиеся перспективы. Но даже это не принесло ему радости. Он исполнил волю Господа, но Господь его предал, позволив пасть за мгновение до победы. Он пережил все возможные унижения, всю возможную утрату веры, труп которой остался лежать между телами его знаменосцев.

– Где мы сейчас, Эсмат?

– В Форхангсе, повелитель. Всего в нескольких днях пути от Дунно-Скуттари. Там мы можем набраться сил.

– Сообщи командиру гарнизона, что я жив. Скажи, пусть пошлет гонцов ко всем нашим командирам, чтобы те их об этом известили. Скажи, что я хочу объявить всеобщее перемирие. И пусть объявит о моем предложении провести всеобщие мирные переговоры в следующем месяце в Дунно-Скуттари.

– Повелитель? Мир? А как же новая империя?

– Ограничимся тем, что получим в ходе переговоров.

– У нас есть враги, которые не станут с нами мириться, повелитель.

– Гильдия? Бандиты бин Юсифа? Ты же говорил, что они почти уничтожены. В любом случае мы пригласим Высокий Утес. Они наверняка достаточно устали от войны, чтобы отказаться от санкций, которые объявили против нас, когда Непобедимые убили тех стариков. Но с роялистами никакого мира не будет. Никогда – пока живы бин Юсиф и я. Эсмат, сражение с ними – все, что у меня осталось. Все остальное погибло. Моя жена. Мои дети. Насеф. Даже моя вера в Господа и мое призвание.

Эсмат ответил цитатой из его Учения.

– Я был тогда наивен, Эсмат. Порой у человека не остается ничего, кроме ненависти.

Возможно, то же самое можно было сказать о каждом, кого он именовал прислужниками зла. Пьяница, игрок, сводник – быть может, каждый из них оказывался таковым не потому, что был предан злу, но потому, что некоторые желания способна удовлетворить лишь столь низменная жизнь. И возможно, некоторые не могут жить без презрения к себе самому.

Его появление в Дунно-Скуттари стало поводом для большого празднества. Его приветствовали тысячи правоверных, плача и радуясь, словно он принес известие о победе избранных. Карнавал не заставил себя долго ждать – появились костюмы и маски, на улицы пригнали быков. Верующие братались с неверными, проливая слезы счастья.

Эль-Мюрид благословил празднующих с высокого балкона, едва заметно улыбаясь. Эсмат вслух удивлялся их радости.

– Они радуются не за меня, но за себя, Эсмат.

– Повелитель?

– Они радуются не моим свершениям, не моему возвращению. Они радуются потому, что я, оставшись в живых, вновь надел маску на тайный облик завтрашнего дня. Я освободил их от неопределенности.

– В таком случае они будут разочарованы, когда узнают, сколь многим тебе предстоит поступиться ради мира.

Ученик решил бросить вызов Господу. Его миссия заключалась в том, чтобы основать Царство Мира, но он не смог этого добиться, посылая людей на войну…

– Как насчет обезболивающего? – будто невзначай спросил он. – Есть запас?

– Когда-то ты назвал меня озабоченной белкой, повелитель. Мы много лет владели Ипопотамом, и теперь у меня хватит снадобья на несколько жизней.

Эль-Мюрид рассеянно кивнул. Снадобье могло отвлечь его от мыслей об истинных мотивах, по которым он пошел против Господа, – чисто детской злости на стрелы измены, поразившие его у Пяти Кругов.

Он вернулся к предыдущей реплике Эсмата:

– Им все равно, какую маску носит неизвестность. Главное, чтобы была хоть какая-то.