Крепость во тьме

Лето принесло с собой и не столь печальные события. Эль-Надим и восточные войска, также не получившие распоряжений из Аль-Ремиша, прекратили тщетную осаду ущелья Савернейк и переключили внимание на старые провинции империи за горами М’Ханд. Эль-Надим включил в состав новой империи Троес, а также добился присяги на верность от старых восточных вассальных территорий, столь далеких, как Аргон и Некремнос. Его наместники собирали караваны дани и батальоны наемников. Его миссионеры несли в массы истину, получая благожелательный прием.

Успехи эль-Надима поражали правоверных – из всех созданных Насефом генералов его меньше всего воспринимали всерьез. Теперь же, имея в своем распоряжении всего тысячу человек из самого Хаммад-аль-Накира, он без боя вернул территории более обширные, чем весь Запад.

Некоторые перешептывались, будто эль-Надим добился успеха потому, что был истинно верующим и всегда поступал с врагами так, как учил Эль-Мюрид. Другие говорили, что все неприятности эль-Кадера – наказание Господне за то, что он связался с любителями легкой наживы.

Эль-Кадер не обращал на подобные слова внимания. Успехи эль-Надима его радовали. Дань с Востока можно было использовать на Западе. Два лета сражений оставили после себя немалое опустошение. Он тоже следовал принципам Эль-Мюрида – в той степени, насколько это могло ему помочь завоевать доверие среди народов покоренных провинций. Он требовал почти невозможного от воинов и союзников, уничтожая любое сопротивление, какое ему встречалось. Он вернул под свой контроль несколько переправ через Портуну, но противник сумел отвоевать некоторые ниже по течению. Обе стороны сохраняли за собой отдельные островки сопротивления внутри вражеской территории. Их союзники меняли сторонников, едва удача начинала благоприятствовать другим.

Наконец наступила зима, сезон мира. Она стала и сезоном переговоров, временем тайных соглашений и не столь тайных измен. Всегда находился агент итаскийского герцога, готовый предложить двойное предательство.

А эль-Кадер все так же не получал приказов из Аль-Ремиша – по крайней мере, тех, которые он считал подлинными. Ни один из них не был подписан рукой Ученика. Приказы поступали, но непонятно от кого, и он их игнорировал, поскольку они исходили не от пророка.

Смерть Насефа стала сигналом для новых политических маневров и для введения движения в законные рамки. Погиб самый великий, самый прославленный и героический революционер. Потенциальные преемники почувствовали вакуум власти и пытались его заполнить. Переворот был неизбежен, хотя Альтаф эль-Кадер не мог этого понять. Он видел лишь тех, кто пытался говорить от имени Ученика, извращая его идеальную точку зрения. И он считал, что знает против этого средство. Он переговорил с Моваффаком Хали, который ему не нравился, но владел средством против этой болезни. Хали согласился. Что-то нужно было делать.

Хали тоже не питал к эль-Кадеру особой любви, но сейчас им приходилось поневоле действовать сообща. Собрав несколько одетых в белое человек с татуировками, он поехал в столицу. Увиденное потрясло его. Ученик превратился в истощенный призрак, утративший всякую силу духа. Борьба со злом пожирала его изнутри.

Проведя день с любимым господином, Моваффак отправился в пустыню и долго плакал. А затем, отдав необходимые распоряжения харишам, вернулся на Запад, где с удвоенной силой продолжил молиться за того, кем когда-то был Ученик, в надежде, что тот станет им снова.

Третье лето сражений началось подобно второму, но эль-Кадер пытался избежать прежних ошибок. Вначале он продвинулся достаточно далеко, но застрял всего в тридцати милях от Серебряной Ленты и города Итаския. В течение четырех мрачных месяцев он маневрировал, сталкивался с врагом, снова маневрировал и устраивал небольшие стычки на территории в жалкую сотню квадратных миль. Грейфеллс готовился всю зиму, изучая подходы к Итаскии и Великому мосту с бесчисленным множеством препятствий и укреплений. Эль-Кадер не прорвался.

То было время самых яростных, долгих, смертельных и лишенных тактического воображения боев. Герцог не преследовал иных целей, кроме как замедлить эль-Кадера, – победа над ним полностью лишила бы его шансов извлечь хоть какую-то пользу от нависшей над Итаскией угрозы. Эль-Кадер же стремился обескровить север, пока тот в конце концов не сможет ему противостоять.

Оба генерала не щадили людских жизней, хотя герцог в этом отношении был куда расточительнее. Встревоженный король, резиденция которого находилась меньше чем в десяти лигах, с готовностью объявлял очередные призывы новобранцев.