Крепость

Отец откладывал в сторону самоучитель испанского, открывал на заложенной странице книгу Сармьенто и переводил им, наполовину догадываясь и пересказывая, подняв кверху с важностью палец, как это делал их сосед, возчик Гершеле, когда читал Талмуд. Аргентинец, говорил отец, отличается стремлением к праздности и нежеланием заниматься полезной общественной деятельностью. Но со времени Сармьенто Аргентина пытается стать цивилизованной страной, там человек если трудится, то может всего достичь, там нет погромов, войн и насилия, уже нет, а в России как в аду никогда не знаешь, какая беда или несчастье ожидают тебя завтра. Ведь погромы устраивают люди, которые не умеют и не желают работать. Поэтому им надо чем-то заняться, а война не часто бывает, где они могут делать то, что умеют, ведь варвары умеют только воевать и грабить, насиловать и убивать, вот они и устраивают погромы, избивая и убивая мирных, никому не причиняющих зла людей богоизбранного племени. Хотя, добавлял он задумчиво, быть может, так евреям предначертано спасаться по всему миру, сшивая своей судьбой историю человечества. У отца все же был один недостаток: он верил в некие Божественные Предначертания, не понимая, что не Бог, а люди, сплотившиеся вместе под руководством великих идей марксизма-ленинизма, принесут народам мир и благоденствие. Тем более не способен на это буржуазный либерал Сармьенто со своими примитивными идеями. Отец говорил, что борьба варварства и цивилизации извечна и предначертана свыше (и так часто повторял это, что и в ней засело предубеждение к варварству, которое надо было не отрицать, а преодолевать, перевоспитывая людей, как учит марксизм-ленинизм). Отец был не очень образованный человек, поэтому любил громкие и широкие обобщения. Но хоть и необразованный, он был свободолюб. Конечно, национально-ограниченный человек, утверждал всякие глупости, что евреи, получив свой закон четыре тысячи лет назад от Моисея, за это время образились и научились трудиться по-человечески. А ведь на все нужен исторический срок, говорил отец. Но он был свободолюб, и это главное, о чем надо написать. От него и она получила свое свободолюбие.

Но как это написать? Да и важно ли это? Она снова положила на стол авторучку. Она привыкла, что важно только общезначимое, то есть то, что для всех важно, а не ее личные дела. Хотя в личных делах у нее всегда была удача. Правда, сорвалось у нее писание труда по истории партячейки, откуда она начинала свою деятельность. Но она и не жалела. Она все свое время пожертвовала Исааку. И ей важнее были лично-бытовые удачи. Хотя бывали и неудачи. Но никогда они не выбивали ее из седла. Но кому это интересно? А в воспоминаниях надо писать о себе в общем смысле, чтоб ее жизнь стала примером. И поэтому важно сказать, что силу воли и свободолюбие она получила от отца. Она всегда была самостоятельная. В отличие от Исаака. Вот и сейчас она сама на своих ногах стоит. «Только хожу с трудом», — вдруг с юмором подумала она. Но тут же себя одернула. В мемуарах надо быть серьезной. И мысль снова провалилась в колодец воспоминаний. Да, она всегда на своих ногах стояла. И теперь, в старости. Даже внука и внучку поддерживает. Лина тоже внучка. От сына Исаака от первого брака. И такая же беспомощная, как Исаак. Или он не был беспомощным?