Красный павильон

— Тридцать лет! — зазвучал красивый голос. — Через тридцать лет мы снова вместе! Этих лет просто не существовало, это был дурной сон, кошмар! Мы встретились только вчера в Красной комнате... красной, как наша страсть, как наша безумная, испепеляющая любовь. И никто никогда не знал, что мы ветре-чались там. Ты — красивый, талантливый молодой чиновник, любивший меня — Королеву цветов Райского острова, самую прекрасную и талантливую из куртизанок! Фэн Дай, Дао Гуан и многие другие добивались моего расположения. Я обнадеживала их, делала вид, что не могу принять решение, — и все это ради того, чтобы только сохранить нашу тайну, нашу сладостную тайну.

А потом настал тот последний вечер... когда же это было? Неужели не вчера? В тот момент, когда ты сильными руками сжимал меня в объятиях, мы вдруг услышали, как кто-то вошел в гостиную. Ты вскочил, как был, нагой, и выбежал туда. Я последовала за тобой. Ты стоял в красных лучах заходящего солнца, окрашивавших твое драгоценное тело в огненно-красный цвет. Когда Дао Гуан увидел нас, вызывающе голых, стоявших тесно прижавшись друг к другу, он побелел от ярости. Выхватив кинжал, он грязно меня обозвал. «Убей его!» — воскликнула я. Ты бросился на него, вырвал кинжал из его рук и вонзил ему в горло. Струя крови хлынула на тебя, твоя широкая грудь окрасилась его кровью. Никогда, никогда не любила я тебя сильнее, чем в тот момент.

Радостное возбуждение придало слепому изуродованному лицу какую-то странную красоту. Судья опустил голову. До него продолжал доноситься трепещущий голос:

— Я сказала: «Быстро одеваемся и бежим отсюда!» Мы вернулись в Красную комнату, но тут услышали, как кто-то входит в гостиную. Ты пошел туда и увидел этого глупого мальчишку. Он сразу же оттуда выскочил, но ты сказал, что он мог тебя узнать. Мы решили перенести тело в Красную комнату, вложить ему в руки кинжал, запереть дверь, а ключ просунуть под дверью... в таком случае смерть Дао была бы истолкована как самоубийство.

На веранде мы расстались. В этот момент в парке как раз зажигали фонари. Ты сказал, что собираешься уехать на несколько недель, чтобы переждать, пока смерть будет признана самоубийством. А потом... ты обещал вернуться ко мне.

Она начала кашлять, захлебываясь от приступов, все ее иссушенное тело сотрясалось. На губах у нее выступили пена и кровь. Она небрежно их утерла и продолжала ослабевшим голосом:

— Меня спрашивали, был ли Дао в меня влюблен. Я это подтвердила, и это была сущая правда. Меня спрашивали, умер ли он из-за того, что я его отвергла, и я снова подтвердила, что он умер из-за меня, потому что это также была правда. Но потом я заболела... болезнь обезобразила мое лицо, руки... я ослепла. Я должна была умереть, и я этого хотела, предпочитая скорее умереть, чем позволить тебе увидеть меня такой, какой я стала... Потом стали все жечь, и другие больные женщины увели меня с собой через мост в лес.

Я не умерла, я выжила. Я, которая так хотела умереть! Я взяла документы госпожи Лин, или, как ее называли, Золотой Яшмы. Она умерла в канаве, рядом со мной. Я вернулась, но ты думал, что я мертва, как мне того и хотелось. Как я радовалась, когда узнала, каким великим и знаменитым ты стал! Это было единственное, что привязывало меня к жизни. А теперь наконец ты вернулся ко мне, в мои объятия!

Внезапно ее голос смолк. Судья Ди поднял глаза и увидел, как ее тонкие паучьи пальцы быстро ощупывают голову, лежащую у нее на коленях. Единственный глаз закрылся, лохмотья на впалой груди больше не шевелились.

Прижимая уродливую голову к своей плоской груди, она вскричала:

— Ты вернулся ко мне, да будут благословенны Небеса! Ты вернулся, чтобы умереть в моих объятиях... и я умру вместе с тобой.

Нашептывая ласковые слова, она крепко обнимала труп.

Судья развернулся и вышел вон. Скрипучая дверь захлопнулась за ним.

Глава 20

Когда судья Ди возвратился к Ма Жуну, помощник встревоженно спросил его:

— Вы пробыли там довольно долго. Что она вам сказала, господин?

Судья вытер со лба капли пота и вскочил на коня.

— Там никого не было.

Вдохнув полной грудью свежий утренний воздух, он добавил:

— Я тщательно обыскал все ее жилище, но ничего не обнаружил. Я выстроил теорию, но она не подтвердилась. Поехали обратно в гостиницу!

Когда они проезжали через пустырь, Ма Жун внезапно вытянул руку с хлыстом и воскликнул:

— Видите дым, господин? Это начали сжигать алтари. Праздник поминовения усопших закончился!

Судья всмотрелся в густые столбы дыма, поднимающиеся над крышами.

— Да, — сказал он, — ворота в иной мир закрылись.

Закрылись для духов прошлого, подумал он. В течение тридцати лет тени из той самой ночи в Красном павильоне не находили себе успокоения и омрачали жизнь окружающим. И вот теперь наконец, по прошествии тридцати лет, эти тени проскользнули в сырую, дурно пахнущую лачугу. Теперь они съежились там рядом с мертвым мужчиной и умирающей женщиной. Скоро они уйдут, уйдут навсегда, чтобы больше уже не вернуться.