Крах диссидентки

— Ну, слава богу, самое страшное миновало! — воскликнул Степан Дмитриевич. — Мне вырезали аппендицит, знаю. — И будто прося прощения за то, что так резко встряхнул Лину, обнял ее за плечи, провел рукой по косе, ласково сказал: — Ну хватит! Хватит! Теперь не пройдет и недели, как она будет гонять во дворе кур!

— Привезли ее в палату, — все еще вздрагивая от сдавленных рыданий, рассказывала Лина, — а она испуганно смотрит на меня и спрашивает: «Мама, я уже умерла?» У меня и сердце остановилось, и если бы сестра не поддержала, то, наверное, упала бы. Такими же глазами смотрел на меня Гриша, когда умирал…

— Ну хватит… Хватит, говорю! — властно прикрикнул на Лину отец. — А то как начнем всех покойников вспоминать, так того… Что будем делать дальше? Вот об этом давай думать!

— Я останусь тут, а вы поезжайте.

— А когда приехать? Что привезти? — спросил отец.

— Да разве я знаю… — все еще не пришла в себя Лина. — Пока что будто ничего не надо.

— Ну, тогда мы поедем, — сказал Степан Дмитриевич. — Под вечер я наведаюсь.

— Спасибо тебе, Арсений, — стараясь выдавить на лице благодарную улыбку, промолвила Лина. — Век помнить буду…

— Степан Дмитриевич скажет мне, когда надо будет, и я приеду заберу вас, — пообещал Арсений. Улыбнулся: — А то в селе скажут: отвез и бросил.

Лина только благодарно взглянула на Арсения заплаканными глазами и ничего не сказала. Ей хотелось, чтоб именно он приехал, но почему-то стыдно было о таком даже думать, не то что говорить. Кто он ей? Дальний родственник. Но у самого горе, вот и другим сочувствует. И как это Вита могла бросить такого славного мальчика — Лина заходила к Лиде, видела Алешу — и уехать на край света. Даже не верится, что есть такие матери.

Назад доехали быстро. На том месте, где буксовали, Степан Дмитриевич, покачав головой, сказал:

— Просто удивительно, как мы выскочили!

— Темнота помогла! — усмехнулся Арсений: и правда, ночью та заболоченная яма не казалась такой страшной, как днем.

Когда подъезжали к селу, Степан Дмитриевич показал Арсению:

— Вон баба нас уже высматривает! Как это она утерпела и не прибежала туда вслед за нами, — с ноткой ласковой насмешки проговорил он.

Действительно, возле калитки стояла Линина мать. Арсений, остановившись у ворот, хотел высадить Степана Дмитриевича и поехать к брату. Но старик, высунув голову из машины, сердито закричал:

— Чего, бабка, нюни распустила! А ну открывай ворота! Ишь какая! Стоит и не видит, что мы того…

Правду говоря, Арсению хотелось одного: быстрее поставить машину и уйти в сарай — на веранде топчется детвора, — улечься на сене и выспаться. Но понимал, что Степан Дмитриевич обидится, если он откажется с ним позавтракать. Всю ночь волновались вместе, не грех после таких волнений и по рюмке выпить, чтоб снять нервное напряжение.

— Ну что там? Что? — подбежала Линина мать, как только Арсений остановился во дворе.

— Вырезали аппендицит! — сообщил Степан Дмитриевич. — Собирай скорее на стол! Ну, чего замерла? Говорю тебе — вырезали! Через неделю будет дома. Давай, Арсений, вот тут, на кухне, сядем, а то пока баба все на веранду принесет, так и солнце сядет! У тебя, бабка, там колбаса в смальце есть! А ну неси ее сюда! Вот такая, Арсений, жизнь: не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — проговорил Степан Дмитриевич, усаживаясь за стол. — Давай выпьем, чтоб мы того… — Степан Дмитриевич опрокинул рюмку, пожевал хлеба, пояснил, догадавшись, что Арсений не расшифровал его любимого словечка: — Людьми всегда были!

4

Еще в первый приезд в село Арсений собирался сходить на могилы отца и матери, да все как-то не получалось. А потом дождь внезапно прогнал из села, он уехал, так и не побывав на кладбище. Успокаивал совесть тем, что не смог пойти. Старался понять, что останавливало его, когда он должен был пойти на свидание с родителями. Стыдно было перед ними, что оказался у разбитого корыта? Конечно, они уже ничего не скажут, как бывало, когда приезжал к живым. Не пошел он тогда даже в ту хату, где покачивался в подвешенной к матице люльке, которая качалась там как часовой маятник. Только и того, что не крутились стрелки, отмеряя первые секунды, часы, дни его пока еще бессознательной жизни. Хату уже дважды перепродавали, и сейчас в ней живут люди, приехавшие с Камчатки, он их совсем не знает. Новый хозяин ставит во дворе финский домик, говорит, хату сломает; после того как создали Кременчугское море, вода стала заливать погреба и сырость в старых глиняных хатах поднялась до самых окон. Выливая из погреба воду, Михаил, который любил пошутить, говорил:

— Плавают, наверное, наши прадеды на том свете и удивляются, где правнуки такую прорву воды взяли? Прямо на океане живем, как малайзийцы. Вот-вот на лодках по улицам плавать будем!

На кладбище Арсений решил пойти в будний день, когда там меньше людей. Алешу не думал брать с собой, но тот, увидев, что отец куда-то собрался, напросился пойти с ним.