Мардж вышла в самый недружелюбный квартал своего района, какой только знала. Постояла несколько минут в низине среди высоток, слушая защитные напевы компаньона, желая узнать, что он сделает, когда случится то, что случится. Но ее никто и пальцем не трогал. Один раз что-то крикнули два ребенка на велосипедах – какое-то неразборчивое обзывательство, – потом энергично укатили, хохоча, но это и все, и она почувствовала себя стыдно и глупо из-за того, что разыгрывала из себя наживку.
«Увидим, когда увидим», – подумала она. По дороге домой дух в «Айподе» щебетал «fighty fighty powers that be» – свой вариант Public Enemy.
На следующую ночь она отправилась – одна, так как другого выбора не было, – на окраину города, на неидеальную дорожную спираль, где, как она установила без особых затруднений, и будет эпицентр. Прибыла она заранее и ждала.
– Слушайте, один из этих богов – какое-то животное, – сказал Вати. Тут они встрепенулись. – Из-за этого и из-за слухов насчет джиннов и огня и всего такого не могу не задаться вопросом: а что, если это оно и есть?
– Секретная звериная церковь, – сказал Билли. – Дейн?
– Это не мои, – медленно сказал Дейн. – Я знаю писания.
– Но это был бы не первый раскол, да, Дейн? – спросил Вати. – Какая-то новая интерпретация?
– А может быть, другая церковь спрута?.. – Билли замолк, но Дейн как будто не обиделся. – Может быть, еще какая-то? Может быть, это
– Ячейка? – сказал Дейн. – Инсайдеры? Договорившиеся с джиннами? За всем этим? Но у них же нет кракена. Мы знаем…
– Это
– А если это
– Господи, – сказал Билли. – Идем, узнаем, останавливаем. Мы не будем отсиживаться, пока кончается мир. А если это осечка, то ищем дальше.
Дейн не смотрел на него.
– Я не имею ничего против конца света, – тихо сказал он.
– Не такого же, – наконец ответил Билли. – Не такого же. Это же не твой.
– Я передал ваше сообщение лондонмантам, – сказал Вати. – Они держат кракена как можно дальше.
Потому что если это действительно было – или собиралось быть, если событие может иметь намерения, – тем самым концом света, то кракену
– Хорошо, – сказал Билли. – Но мы не знаем, что за способности у этих людей.
– Это уже
– Думаю, будут все, – сказал Вати.
– Двойное совпадение, – сказал Дейн. – Давно такого не было.
Неизбежно от случая к редкому случаю два апокалипсиса сталкивались, но люди знали об этом заблаговременно. В таких ситуациях стражи континуума – самопровозглашенные спасители, полиция на жаловании и просто враги всего, что несет конец сущему, – не только старались положить конец концам, но и встать между соперничающими жрецами, что стремились расстроить вульгарную гибель-конкурента, потенциально мешавшую их собственной.
Заборы для Дейна и Билли теперь были не более чем барьерами, стены – лестницами, крыши – неровными полами. Билли гадал, будет ли там, куда они идут, его ангел памяти и как он пройдет по этой пересеченной местности.
В обход освещенных распадков улиц, где была полиция. Приблизившись к месту, где, по слухам, пройдет событие или события, Билли заметил краем зрения других оккультных граждан Лондона – как бы выразиться,
Пространство между бетонными пролетами эстакад. Свету предстояло преставиться в позорной промышленной среде. Груда отбросов. Мастерские, ржавчиной писавшие эпитафии машинам; торговые базы с дневным штатом усталых подростков; супермаркеты и индивидуальные склады о ярких красках и мультяшных шрифтах средь выбеленного хлама. Лондон – беспрестанная схватка между углами и пустотой. Здесь, под надзором зависших дорог, была его мусорная арена.
– Нельзя попадаться на глаза, – прошептал Дейн. – Давай узнаем, что происходит, посмотрим, кто это.
Вати бормотал ему, залетая и вылетая из их карманов.
На крышах были наблюдатели. Билли видел их – силуэты, сидящие спиной к дымоходам. Видел марево там, где кто-то сделал себя невидимым. Сами Дейн и Билли лезли по служебным лестницам на подбрюшье эстакады. Зависли, пока пустырь освещали машины и грузовики.
– Будь готов, – сказал Дейн, – быстро убраться.
– Коллингсвуд, я не буду навязывать тебе «альфу-лиму-фокстрот», но когда я спрашиваю, как слышишь, и ты слышишь, я жду гребаного ответа. Я же слышу, как ты дышишь.
Коллингсвуд изобразила жест «сколько можно» несчастному молодому офицеру, сидевшему в одной машине с ней.