Близость этого худшего горизонта событий не значила, что они могли забыть – как уже один раз забыли, – что ради барышей Тату их искало все больше повседневных охотников и фишечников. Этот рутинный и устрашающий факт вспомнился в ту ночь, когда они осмысляли бумаги Коула, набрасывали теории, кто и что ужасного мог совершить с ребенком Коула, пока шли по опасному пути в захудалое кафе с доступом в Интернет. В какой-то подворотне рядом раздался шум.
– Что это?
– Это… – Гул между кирпичами. Похоже, это был охотничий рой, некий гибельный коллективный разум летел за ними ради какой-нибудь злодейской пчелиной награды. Реакция Билли и Дейна совпала – действие к действию. Они проверили оружие и прижались к стенам, выбирая, бежать или сражаться, пока на фоне шума машин и грузовиков всего лишь за углом приближалось жужжание.
– На большую дорогу, – сказал Билли. – Их же туда не пошлют?
– Или под? – сказал Дейн, кивая на люк в асфальте. Билли взвесил варианты, но промедлил, потому что раздался другой звук. Дейн и Билли услышали звон стекла и костей, скольжение банки по асфальту.
– Господи, – сказал Билли. – Он все еще за мной ходит. Он вернулся. – Быстрое предупреждение в голове – в виде отчетливой волны боли. – Он снова меня нашел.
В их поле зрения свернула пчелиная масса. Раскинулась, как стена из хитинового облака, перекрыв выход, – но за этими насекомыми мрачно проглядывала, катилась-качалась-шла другая фигура. По кровожадным пчелам пробежала рябь, когда крышка открылась, всасывая воздух. Жужжание сбилось. Дым насекомых хлынул из виду, как на пленке в обратной перемотке, как возвращающийся в чайник пар, как еще что-нибудь, – и перед Билли с Дейном не осталось ничего, кроме ангела памяти.
Он спас Билли и предстал ему на одобрение. Источник дара со стеклом и временем; Билли – его ошибочный пробирочный пророк. Ощущал ли ангел чувство вины Билли из-за того, что он не тот, кем казался? Что он не обещан ничем и никому? Тело ангела снова было бутылью с формалином, где в этот раз плавали сотни крапинок – переливающиеся тела злодея. Костяные руки – из костей, голова – кость.
Но он сильно сдал. В утомительных вылазках на поиски и защиту Билли его уничтожали наверняка не раз. Он рассыпался и восстанавливался. В этот раз он собрал себя из банки в два раза меньше роста Билли. В этот раз череп принадлежал обезьяне или ребенку.
Он залопотал из темноты подворотни. Билли поднял к нему руку. На ангела обрушилась усталость – Билли ощутил ее эхо в голове, – и тот содрогнулся. Скульптура из склянки и костей осела в более естественном виде и замерла, голые руки отпали и стали мусором, голова-череп опрокинулась и скатилась с наклонной крышки, чтобы разбиться об асфальт. Осталась только челюсть, лежавшая на стеклянном шарике – ручке крышки. В плеске ангела покачивались растворяющиеся пчелы.
Возможно, управляющая ангельская сила переделывала себя в очередной, еще более маленькой бутылке с еще более маленьким черепом, в своем музейном гнезде, и снова выйдет в путь по следу силы, дарованной Билли, – примеси себя в нем, – чтобы найти Билли или разбиться и пробовать снова.
Дейн и Билли перешли в другой уличный ночлег. Они радовались, когда пошел дождь: казалось, он прибил запах гари от Коула, который не выветривался до конца. Засыпая, Билли все еще его чувствовал. Чувствовал в воде, куда погрузился во сне. Тепло, затем холод – когда море темнело, – еще более холодный и темный холод, и снова тепло. В черноте он видел сновидческое свечение плавающих огоньков. Из разлившегося холода он провалился в город, затонувший Лондон. Улицы были выложены светом, фонари еще горели, каждое сияние исследовала рыбья пенумбра. По улицам-ущельям шли бочком крабы размером с машины, которые они расталкивали по пути.
С высоток и верхних этажей реяли случайные флаги водорослей. Строения инкрустированы кораллами. Билли-во-сне тонул. Он видел мужчин и женщин – подводных пешеходов, идущих медленно, словно фланируя, заглядывающих в витрины давно погибших и затопленных магазинов. Прогуливались фигуры в глубоководных костюмах, увенчанных латунью. Из верхушки каждого шарового шлема вверх уходили воздуховоды, болтаясь во тьме.
Никаких головоногих. «Это чей-то чужой апокалипсис мечты», – подумал Билли.
Но вот и он – вторжение собственных мыслей Билли, того, ради чего он здесь. Из центра затопленного Лондона накатилась горячая волна. Вода закипела. Стены, кирпичи, окна и склизкие гниющие деревья загорелись. Рыбу смыло в затонувшие пригороды, ржавые машины и крабов раскатила новая сила. И вот он – кувыркающийся, как опрокинутый автобус, по этой улице, этой подводной Эджвер-роуд, которая бежала под эстакадой и уходила за поворот. Аквариум кракена.