— «Я добрый, но добра не сделал никому»… Есть такой певец у нас, Константин Никольский. Хорошая песня… Знаешь, нам бы со своей жизнью разобраться, а не в вашу лезть.
Она отстранилась от меня.
— Так, милый, мне не нравится твое настроение.
— Мне тоже.
— Что ты предлагаешь? Все бросить? Сесть в этот ваш поезд и уехать?
Я, наконец, оторвал свой медитативный взор от звездного полотна, посмотрел на свою девушку. Из-за света фонаря, висевшего над крыльцом, я плохо видел ее черты.
— Я бы предложил закрыть нору. Если бы знал, как это сделать.
Утром я даже не стал смотреть телевизор. Точнее, я его включил, но едва увидел выпуск новостей, моментально переключил на программу, где отвратительного вида звероящер на крупном плане с хрустом поедал какого-то зеленого таракана.
— Фу, — сказала Аня, накрывавшая на стол.
Газеты я в эти дни тоже не читал, старательно отворачивался от витрин киосков с периодикой. К разговорам прохожих не прислушивался. Почти осадное положение, в котором оказался город, я мог наблюдать и визуально: на каждом перекрестке дежурили пешие и автомобильные патрули, на столбах висели фотографии предполагаемого убийцы. Вечерами людей на улицах было заметно меньше, особенно детей и подростков — их после восьми вечера как корова языком слизывала. Тревожная выдалась предвыборная неделя в Крае.
Дни мои тянулись как жвачка. В понедельник вечером я получил повестку в суд. Мне ее вручили лично с курьером под роспись. Аня сочувственно погладила меня по плечу.
Явиться предстояло во вторник в десять утра. Я был на месте вовремя. Очутившись внутри здания суда, я вспомнил парикмахера дядю Гену, который костерил окружного судью и его жену, появившихся на открытии нового зала заседаний в нарядах, более приличествующих церемонии награждения премией «Оскар».
Своей очереди я ждал минут десять. Сидел в полном одиночестве в узком коридоре, листал журналы (к счастью, глянцевые, не замеченные в интересе к политике). Вызвали меня в десять-пятнадцать. Мое дело рассматривала молодая женщина, которой черная мантия, пожалуй, была к лицу. Она старалась быть строгой, но я живо представил себе, какая у нее улыбка и искрометный смех. Кроме меня и судьи, в зале присутствовали секретарь и стенографистка.
— Вину свою признаете?
— Целиком и полностью, ваша честь.
— Мотивы, причины?
— Алкогольное опьянение.
— И только?
— А что еще?
— По словам свидетелей, вы выкрикивали очень странные лозунги. — Она посмотрела в документы. — «Вы все у Христа за пазухой, жизни не нюхали, ничего не знаете». Что это значит?
— Только то, что я сказал.
Она вздохнула.
— Принято. Круглов Сергей Николаевич, вам присуждается штраф в пятьсот рублей по статье «Хулиганство». Плюс возмещение материального ущерба ресторану «Пушкин». Что касается отдельного гражданского иска…
— Да, что насчет иска, ваша честь? — Этот пункт волновал меня больше.
Судья глянула на меня поверх очков.
— Сергей Николаевич, у вас есть возможность решить вопрос в досудебном порядке.
— Сколько у меня времени?
— Сутки. Адрес Кузьминых вы можете найти в справочнике. Удачи. — Она стукнула молотком. — Заседание окончено.
Адрес я нашел быстро. Днем помотался по делам, а вечером, чтобы наверняка застать Кузьминых дома, отправился на южную окраину. Молодые люди жили в недорогом доме кондоминиума, в паре кварталов от «улицы толстожопиков». Встретили они меня на крыльце, внутрь не приглашали. Парень поглядывал с любопытством, а вот девушка старалась подчеркнуть, что все еще обижена и с удовольствием послушает, что я могу ей предложить.
Я не стал готовить пламенную речь, сказал как есть, не прибегая к помощи актерского мастерства.
— Ребята, у меня выдалась чертовски тяжелая неделя. Вы же знаете, что творится в городе. Все это творится непосредственно вокруг меня. Я сорвался, простите Христа ради… В качестве извинений примите от меня вот это.
Я протянул им два незапечатанных конверта.
— Поездка на двоих на Гоа на десять дней. Я понимаю, что это гораздо меньше, чем вам могли бы присудить по вашему иску, поэтому вот еще кое-что.
Я вынул еще один конверт.
— Здесь ключи и документы от новой «тойоты». Машину можете забрать в салоне «Сатурн» на Набережной. Надеюсь, с цветом я угадал.
Расстались мы почти друзьями. Кузьмин пожал мне руку и сказал: «Ну ты даешь, брат! В следующий раз осторожнее». Его молодая жена великодушно позволила поцеловать ей руку. Возвращаясь вечером домой, я подумал, что девушке, чего доброго, понравится подставлять голову под барные стулья.
В общем, от идеи пустить меня по миру они отказались.
В среду утром я позвонил Семену Кудинову и сказал, что в силу сложившихся обстоятельств помогать ему с подготовкой команды к полуфиналу не смогу. Он отнесся к этому с пониманием, пообещав, что справится и обязательно выведет «Вымпел» в финал губернского Кубка. «Жаль вот только тренироваться на своей базе пока не можем, — посетовал тренер, — бегаем по школьной лужайке». Я искренне пожелал ему удачи, а после разговора сразу выключил телефон и завалился спать. Проспал почти весь день, пока не вернулась Аня.