— Твою ж мать, — протянул Павел. — Прошу прощения у дамы за мой французский.
— О-оу! — сказал Костя.
— Ффу! — Аня опустила голову.
Я же вообще не издал ни звука. Мне нечего было сказать.
Я узнал интерьер. Большая гостиная в «викторианском» стиле, роскошный кожаный диван, гигантское панорамное окно. Съемка велась неподвижной камерой видеонаблюдения — судя по картинке,
— Так, стоп! — воскликнул ведущий программы. — Я прошу режиссера остановить демонстрацию. Нас могут смотреть дети.
Режиссер и сам догадался, какую свинью ему подложили. Запись прервалась.
Присутствующие в студии растерялись. Зрители шушукались, Максим Кондрашов явно не знал, как продолжить программу, то и дело прикладывал руку к невидимому наушнику и принимал команды режиссера. Пахомов облокотился на локти и сконфуженно глядел на темный экран монитора. Мне показалось, что я правильно трактовал его взгляд: показанный ролик ему на руку, но он не хотел победы такой ценой, ибо не велика радость выиграть дистанцию у бегуна с переломанными ногами. Что касается Хилькевича, то он спокойно оглядывал публику, изучая реакцию.
Камеры старательно избегали главного героя показанного мини-фильма. Я слышал, что у телекомпании «Край-ТВ» имелись некие личные подвязки с Крутовым, и ребята, наверно, до последнего пытались помочь ему сохранить лицо.
— Такое раньше бывало? — спросил я.
— Вроде нет, — ответила Аня. — Может, это не он?
— «Лицо, похожее на мэра»? Это мы уже проходили… Кстати, я узнал место. Это отель «Каскад», мы с Петровским останавливались в похожем номере. Он еще хвастался, что там останавливаются важные приезжие чиновники. Один из портье подтвердил.
— Надо полагать, на коленях у нашего чувачка сидит областной министр сельского хозяйства, — сказал Павел. — Кто и как установил там камеру?
— Я могу только догадываться. Это или он сам, или кто-нибудь из сообщников, сотрудников отеля. Петровский часто останавливался там. Кстати, тот портье очень болтливый дядька, когда ему ручку позолотишь. Выведать график встреч Крутова с гостями — плевое дело.
У меня пиликнул телефон. Святов прислал сообщение, состоящее из одного слова — нецензурного синонима к слову «конец».
— Интересно, — сказал Павел, — почему они это не слили сразу в сеть? Было бы больше и дольше разговоров.
— Скорее всего, Петровский готовил телепремьеру, а уж теперь это точно появится в сети. Ладно, смотреть больше не вижу смысла. Паш, курить пойдешь?
Мы снова вышли во двор. Павел задумчиво теребил сигарету, не торопясь ее зажечь.
— И что теперь?
— А черт его знает, — честно признался я. — Тут действительно ничего предсказать нельзя даже за неделю до выборов. В любом случае шухер будет до небес.
— У тебя есть план?
Я не ответил. «Есть ли у меня план?! — кричал мистер Фикс в „Вокруг света за восемьдесят дней“. — Есть ли у меня план?! Да у меня тысяча планов! Я задержу этого Фогга!».
Павел поднес сигарету к моей зажигалке, и в эту же секунду из соседнего дома раздался истошный женский крик. Даже визг.
Мы чуть не подпрыгнули.
— Господи, что это?!
— Не знаю, — сказал я, хотя сразу догадался, что могло случиться. — Ну-ка пойдем.
Мы не стали перелезать к соседям через изгородь (хотя сейчас я думаю, что в тот момент следовало пренебречь правилами общежития, и все сложилось бы иначе), обежали свой дом по двору и выскочили на улицу. По дороге услышали еще один вопль — уже на пределе возможности легких. Он продлился несколько долгих секунд и вдруг резко оборвался.
Мы остановились у калитки дома Михалыча. Я сначала протянул палец к звонку, но сразу понял нелепость своего поведения.
— А, черт с ним! Паш, дуй за мной!
Мы перелезли через металлические прутья. Я несся впереди, Павел держался за спиной. Взбежав на крыльцо, я сразу налег на дверь плечом, ожидая, что она заперта, но в результате я просто рухнул на пол в коридоре. В нос ударил запах несвежей еды и грязной одежды.
Поднявшись на ноги, я вошел в комнату, служившую гостиной… и замер на месте. Павел подбежал следом, толкнув меня в плечо, но сразу попятился назад, закрыв рот ладонью.
К моим ногам подползала широкая кровавая река. На полу ничком лежала Софья. Из головы, расколотой надвое, торчал топор.
Михалыч в своей фирменной майке-алкоголичке сидел на стуле перед телевизором, на экране которого лил крокодиловы слезы действующий градоначальник. Услышав шум, хозяин дома обернулся.
Он был вдрызг пьян, но в глазах стыло осознание содеянного.
— Говорил я, — прокряхтел он, обращаясь ко мне, — звезданутые они тут, на всю голову звезданутые…