Ковчег Лит. Том 2

Прилетевший из столицы сын Афанасия Никитича — пропащий человек, бывший физик, а ныне бухгалтер, — сидел на кухне, трогал салфетницу, солонку, плетеную корзиночку для хлеба, удивляясь тому, как время, такое стремительное в одной, может совсем не двигаться в другой точке пространства. Бронислав Александрович, уединившийся, чтобы выкурить сигарету, смотрел, как геологическими горизонтами расположились продольные оттенки желтизны, переходящие в красноватость внутри старой эмалированной ванны. Было еще много строгих людей в костюмах и галстуках — бывшие коллеги Афанасия Никитича. Среди прочих вдруг явился никому не ведомый, огромного роста нищий в спортивном трико и зимних ботинках без шнурков. Он плакал, крестился, и его стеснялись выпроводить. И никто не обратил внимания на хмурого паренька в черной футболке, тихонько стоявшего в коридоре.

На другой день, произведя необходимую калькуляцию и сделав несколько телефонных звонков, сын Афанасия Никитича забрал два фотоальбома и ручку «Паркер» с золотым пером, которую он помнил с детства. Ребята в комбинезонах, прибывшие из клининговой компании, принялись за дело, расставив по квартире черные пластиковые мешки. В один из них полетел вставленный в рамку детский рисунок — изображенный цветными карандашами петушок с подписью: «Дедушке в день рождения».

После того как отъехал похоронный автобус, без труда вместивший всех провожавших, Эрик, не решившийся в него сесть, ушел оттуда. Он хорошо помнил, как провел остаток дня, несмотря на то, что ничего особенного в этот дымчато-серый, с не пробившимся солнцем вторник не произошло. Эрик ходил по улицам, на которых ничего не изменилось, и это само по себе казалось невероятным. Утомившись от бесцельного хождения, он пришел домой и предложил отчиму сыграть партию в шахматы, но тут же с удручающей легкостью выиграл и отказался от предложенной ответной игры в шашки.

Несколько дней он не мог разобраться в природе своего беспокойства. Недоученная поэма застряла в нем на третьей песне, как обломившийся наконечник парфянской стрелы, пущенной уносившимся прочь, в небытие, всадником.

Раньше он не верил, что сможет выучить даже страницу, потом не верил, что сможет выучить всю или хотя бы половину, и никогда не верил, что старик может исполнить свое обещание. Теперь эти опасения были беспочвенны и уже не мешали ему спокойно водить глазами по строчкам, что вошло у него в привычку. И мир, будто съехавший куда-то в сторону, тут же встал на место. Только какой-то секретный паз не щелкнул.

«Боги, у Зевса отца на помосте златом заседая,
Мирно беседу вели; посреди их цветущая Геба
Нектар кругом разливала; и, кубки приемля златые,
Чествуют боги друг друга, с высот на Трою взирая…»

Эрик улыбнулся, повторив про себя на память эти строки из начала четвертой песни. Посреди этого золота и небесной лазури, между богов он увидел Афанасия Никитича, тоже с кубком, на почетном месте. Тот с улыбкой смотрел на него с высоты, будто из-под купола, и Зевс тоже поглядел на Эрика, а старик шепнул ему что-то на ухо, и Зевс тоже улыбнулся ему с высоты.

Проснувшись после этого видения посреди ночи, Эрик понял, что не так. Выполненному обещанию требовался свидетель. Паз щелкнул. Нужно доучить поэму до конца и прочитать ее вслух этому свидетелю!

На другой день, придя в знакомый двор, Эрик увидел на стене дома малярную люльку. Стена, с одного угла неровно покрытая свежей яичной желтизной, казалась освещенной солнцем. Дом отчаливал в будущее уже без Афанасия Никитича. Эрик побродил по двору.

Лавочки были заняты старушками. Пришлось выбрать ту, на которой сидел, слабоумно щурясь, тот самый нищий, которого он видел на похоронах. Эрик брезгливо присел с краю. Нищий поглядел на него улыбаясь. Парень деловито отвернулся.

Только под вечер ему удалось дождаться высокого, могучего старика с подстриженной седой бородкой. Эрик подошел к нему с давно приготовленной фразой.

— Здравствуйте. Я остался кое-что должен Афанасию Никитичу.

Бронислав Александрович вздрогнул и строго посмотрел на мальчишку. В первое мгновение он подумал, что пацан украл что-нибудь у Афанасия Никитича.

И, в какой-то степени, он, возможно…

Ирина Оснач Семинар Александра Рекемчука, выпуск 1989 года

Аделаида

Проснулся я рано утром, умылся, побрился, носки постирал, нацедил в стакан вчерашнего пива. Пиво теплое, противное, но полегчало. Посидел, посмотрел в окно, подождал, пока носки на батарее испариной покроются, — все не такие мокрые. И отправился за пивом на Раздольную. Но там от пивного ларька одни головешки валялись, еще потрескивающие, и не выветрился горький запашок горелого. Ночью сгорел, мафия спалила. Пришлось идти в Шанхай.