Ковчег Лит. Том 2

— Хорошо, я напишу, и поставь мне сначала, я пропустил там интересное место, — просил Афанасий Никитич, уже раздражаясь.

Бронислав Александрович бережно передвигал иголку над вращающейся пластинкой. И оба слушали в бессчетный раз «Boy, you’re gonna carry that weight».

— Да вы вообще ненормальный! — взрывался Эрик.

— По сравнению с кем? С твоими друзьями?

— Нет. По сравнению с ними вы инопланетянин. А по сравнению с вашими, ну, ровесниками — ненормальный.

— Почему?

— Потому что они нормальные. У них у каждого своя фишка. Один тележит, вот мне пенсию неправильно начислили, я должен быть пенсионер федерального значения, а мне начислили как обычному. И каждый раз про это. Другой — что у него был частный дом, и этот дом сломали, а его поселили в однокомнатной квартире, и за дом не дали компенсацию; однокомнатная маленькая, а дом, типа, большой был. Третья про то, что она вся в детей вложилась, а дети ей шиш! Не помогают. Четвертый рассказывает, какой у него диабет, какого типа и как его определили неправильно, а потом правильно определили, а он до этого от неправильного диабета лечился и здоровье подорвал только этим лечением. И каждый про свое каждый раз. Это понятно. Это нормально. А вы всегда про что-то постороннее. До которого вам дела не должно быть. Ну какая вам разница, читают люди или нет? Вам это, каким боком важно? Видно, что вы счастливый человек, раз вам, кроме этого, жаловаться не на что.

— Конечно, счастливый!

— Серьезно? А че не радуетесь?

— Я радуюсь.

— А че тогда такой злой? Да вы про всякое постороннее рассуждаете, как будто вам лично на хвост наступили. Извините.

— Господи, какой ты тупой…

— Ну, вот опять…

— Границы личного определяются масштабом личности.

— Что-то я про вашу личность ни в одном учебнике не читал.

— Та-ак… А киты — это личности?

— Киты — это животные.

— Но ведь очень большие?

— Вы на кита не тянете.

— Киты и слоны — ландшафтообразующие животные. От их количества и миграций зависит окружающая природа. Так и от количества личностей в народе зависит его история. Личность отличается от обывателя тем, что в последнюю очередь думает о себе персонально.

— И что же вы такого необыкновенного сделали для общества?

— Необыкновенного? Ничего, слава богу. Я делал самое обыкновенное, простое дело. Преподавал в университете. — Растили типа подрастающее поколение. Ну и где же ваши ученики?

— Ну, разве я могу проследить за всеми? Их были сотни!

Старик понимал, что многие их них «погибли», как «погиб» его сын, сделавшись «никчемным человеком», бухгалтером; но он верил, что единицы (а может, и целый десяток!) остались. И вот они станут основателями династий, передадут свое знание и главное — страсть — потомкам, а те дальше, своим, и в конце этого ряда, подобно тому, как в длинной веренице Бахов появляется Себастьян Бах, появится великий гений. И если от этого гения проследить цепочку, такую же, как от человека назад к простейшему микроорганизму, к началу жизни, то этим началом жизни явится именно он — Афанасий Никитич.

Он мог бы уподобиться рыбе, льющей мириады икринок на верную погибель, но знающей, что один процент выживет, поднимется, расцветет.

— И что же вы преподавали, литературу? Которая никому не нужна.

— Почему не нужна?

— Потому что! Я вам это докажу за одну минуту на спор.

— Попробуй.

— На что спорим?

— На что хочешь…

— Когда появилась эта ваша литература? Тысячу лет назад.

— Примерно три с половиной тысячи лет назад.

— Не важно. Сколько тогда было грамотных? Хрен да маленько. Один на тысячу.

— Меньше.

— Тем более. Люди в массе книжек не читали никогда. Ну, века до XIX. В XIX–XX веке стали читать. А теперь опять перестали. В чем проблема? Из четырех тысяч лет они читали только лет двести, и жизнь продолжалась, история всякая и общество развивались. Ну, увлеклись маленько, почитали и дальше поехали развиваться вперед. О чем вы льете крокодиловы слезы?

— Крокодиловы слезы в данном случае неуместное выражение, но идея интересная, продолжай.

— Да чего продолжать, я все уже объяснил. Было и прошло, почитали и хватит, сейчас мир через технику развивается, цифровые технологии, буквы — отстой, устарели. — Ты очень способный и сообразительный бываешь, когда хочешь доказать то, что тебе нравится.

— В Средние века никто не читал. Ну, в народе. Все Библию с голоса там слушали и пели за священником. Все! И было нормально. Они даже революций не устраивали. А устраивать начали, когда стали книги читать. Начитались — и давай, вперед! А толку? Жопа…

— Ишь ты! Мне это нравится, — ударял себя старик по коленям.

— Ну да! Робеспьер этот издал энциклопедию и давай вперед на баррикады, на Бастилию! А потом сами же друг друга по запарке перевешали на этой гильотине. И Робеспьера туда же.

— Ну-ну…

— Дальше еще смешнее. Маркс написал «Капитал», а Ницше сочинил «Зороастра».

— «Заратустра».