Королева Бедлама

Он вновь пробежал глазами по статье о Масочнике. В ней, по счастью, не было ничего, что могло покоробить Маккаггерса: Мэтью все-таки удалось утаить от Григсби важные подробности. Но вот эти слова про «доброго знакомого» и «беспощадного душегуба» вряд ли понравятся главному прокурору Байнсу. Кроме того, теперь у многих сложится впечатление, будто Мэтью докладывает Григсби обо всех деяниях — и бездействии — городских властей.

Мэтью решил прихватить газетку, покинуть ратушу — да побыстрее — и наконец отдохнуть.

В коридоре он на секунду замешкался — запирал дверь, — а по дороге к лестнице услыхал внизу топот и голоса. Кто-то поднимался. Видимо, встреча с губернатором закончилась, причем не на самой приятной ноте: поднимавшиеся господа громко кричали и бранились так, что стены краснели. Вроде бы в этой надвигающейся буре гремел и неподражаемый голос Байнса, подобный раскатам грома.

Мэтью смекнул, что скрыться в кабинете Пауэрса уже не успеет. Оставалось лишь спрятаться на той же лестнице этажом выше. Однако на площадке третьего этажа Мэтью услыхал, что не все остались на втором, кто-то поднимается дальше. Справа от него, в конце коридора, располагался кабинет главного прокурора. Слева архивы, а за ними еще какая-то дверь. Мэтью открыл ее и очутился на очередном лестничном пролете, ведущем к очередной закрытой двери. Уж не там ли находятся владения Эштона Маккаггерса? Когда голоса за спиной стали громче и люди уже начали выходить в коридор, Мэтью прикрыл за собой дверь, оставив небольшую щель, и стал ждать, когда все утихнет. Какая ирония: он куда охотнее повстречал бы среди ночи Масочника, нежели Байнса в разгар дня.

— Что за невозможный человек! — донесся из коридора чей-то голос. — Он безумец, если не понимает, что бунта сегодня ночью не миновать! — Мэтью понял, что это ноет Лиллехорн.

— Да кутузка будет забита к одиннадцати часам! — Второй голос был ему незнаком, возможно, он принадлежал одному из мировых судей. — И как прикажете поступить с ночными рыболовами? С судами, приходящими в порт ночью? Положим, корабль подаст нам сигнал после полуночи — мы ему должны отказать в лоцманском боте?

— Однако самое возмутительное — это закрытие трактиров! — Вот этот голос совершенно точно принадлежал Джеймсу Байнсу, и Байнс явно был не в духе. — Подайте ему двадцать новых констеблей, ха! Где нам взять столько добровольцев, скажите на милость? Под угрозой расстрела людей набирать? У меня и своих хлопот полон рот, между прочим, не хватало еще и этой головной боли. Говорю вам, Григсби следует арестовать!

Мэтью услышал, как кто-то сердито смял листок бумаги.

— Нельзя его под арест, — сказал мировой судья. — Кто будет печатать объявления об указе?

— А, черт его дери! — рвал и метал Байнс. — Пусть сперва их напечатает, а потом мы ему вменим нагнетание страха и паники в обществе!

Хлопнула дверь, и голоса стихли. Почти сразу после этого Мэтью явственно услыхал пистолетный выстрел — перепутать этот звук с каким-то другим он не мог, поскольку недавно с ним познакомился, — и решил, что Байнс стреляет из ружья, дабы выпустить пар.

Через мгновение грянул второй выстрел, и тут уж Мэтью сообразил: палили не на третьем этаже, а сверху, на чердаке.

Он не стал гадать, что там творит Маккаггерс. У Мэтью накопилось к судебному медику несколько вопросов, и сейчас было самое время их задать — и черт с ней, с пальбой. Он поднялся по ступенькам к зловещей двери на чердак, решительно постучал и не без замирания сердца стал ждать, когда ему отворят.

Наконец в двери открылось крошечное квадратное окошко, и оттуда на Мэтью посмотрел карий глаз за стеклом очков. Поначалу глаз явно был зол, но в следующий миг, признав гостя, заметно подобрел.

— Мистер Корбетт, — сказал судебный медик. — Чем могу быть полезен?

— Мне бы хотелось войти, если позволите.

— Я… я сейчас несколько занят. Быть может, заглянете чуть позже?

— Простите, сэр, но я сегодня уже вряд ли вернусь в ратушу. Вернее — точно не вернусь. Может, уделите мне пару минут?

— Ну что ж, пару минут уделю.

Лязгнул засов, повернулась дверная ручка, и Мэтью получил дозволение на вход в самую загадочную часть городской ратуши.

Он перешагнул порог, и Маккаггерс — в таких же коричневых бриджах и белой сорочке с закатанными рукавами — закрыл за ним дверь. Засов тут же вернулся на место, что, по мнению Мэтью, указывало на потребность Маккаггерса в уединении. Еще через секунду, окинув взглядом покои, залитые золотисто-дымчатым светом из чердачных окон, Мэтью осознал, что судебный медик сотворил себе целый мир на верхнем этаже самого высокого городского здания, и далеко не все его творения радуют взор.